– Ублюдок он, – внезапно отозвалась Мария. – Ублюдок и сукин сын… чтоб сдох, чтоб шею свою поганую свернул… чтоб эти деньги поперек горла стали!

– Машенька, да что ты такое говоришь? – Тетушкин голос отдавал фальшью посеребренной фольги. Петр же молчал, не торопясь прервать перепалку.

– А то и говорю. Ублюдок он. И со мной, и с ней… вы ведь познакомили. Походатайствовали за бедного мальчика, который в Москву приехал, а жить негде… он душу из меня тянул. И вытянул все, что еще оставалось, вытянул. Я ж любила этого урода, любила…

– Машенька, он же совсем ребенок.

– Ребенок? – Мария рассмеялась, и Бехтерин отметил, что смех ее незнаком, неприятен, резок, будто песок со стеклом смешали. – Трахается он не как ребенок… и нечего морщиться. Да, я с ним трахалась, точнее, это он трахался и со мной, и с Любашей, а может, и еще с кем. Он вообще потрахаться любит, альфонс гребаный. Думаете, я не понимала, чего ему от меня надо? Понимала, а все равно любви хочется, и чтобы одна-единственная, и на руках чтоб носили, и цветы без повода… пусть мною же оплаченные, но из его рук. А он, сука, Любашу кинул.

– И вы об этом не догадывались? – тихо поинтересовался Петр.

– Ну отчего же, догадывалась. – Мария подалась вперед. – А ведь и она догадывалась, только, как и я, молчать предпочитала, удобно ведь. Толенька – мальчик самостоятельный, на привязи не сидит, явишься без предупреждения, так и дверь не откроет. Да и зачем без предупреждения? Позвонить, поговорить… «Мари, милая, я так рад тебя видеть, но, увы, занят…» Мне одной этот мальчик был не по карману, чересчур высокие запросы, а Любаша не поняла.

Эта женщина была чужда и неприятна Игорю. Как и ее смех. Маша не такая, Маша улыбается, не разжимая губ, потому что стесняется крупных и чуть неровных зубов. Маша любит шоколадные пряники, молоко и карамельки «Взлетные», а еще строгие костюмы темных тонов… она похожа на французскую актрису, имя которой Игорь забыл, но не на эту поджаро-черную кошачье-опасную женщину.

– Он просто понял, что дальше с двумя опасно… а может, и вправду сообразил, что Танька необработанной осталась. В деньгах и аферах Толенька быстро соображает.

– Быстро, – согласился Петр.

– И в женщинах… все привычки, все мелочи… любимые блюда, напитки, музыка, книги… поначалу он был замечательным собеседником, тонко чувствующим настроение и читающим мысли. Знаете, каково это, когда наконец встретишь человека, который думает не просто в одном с тобой направлении, но теми же словами, теми же образами… спасибо, тетя, научили. И как к Любаше подойти, надо полагать, тоже вы посоветовали? Вы же все про нас знаете.

– Нет ничего печальнее старой девы, которая пытается доказать всему миру, что ей нет дела до любви, – неожиданно жестко заметила тетушка. – Мне казалось, что ты поймешь, образумишься. Да и Толенька неплохой мальчик. Разница в возрасте? Сейчас это не так и страшно.

– А когда он Любашу на деньги развел, когда разыграл этот фарс с избиением якобы за долги? Она собрала нужную сумму, быстро, очень быстро… знаете, на что он потратил? Купил себе «Порше», это ведь так шикарно. Но Толеньке было мало, начал требовать денег у меня. А у меня нету. Закончились. И свои, и чужие, то, что на журнал предназначалось, и касса наша… хоть самой квартиру продавай, чтобы оправдаться. И я сказала «нет».

– Он вас бросил? – тихо спросил Петр, он уже не выглядел столь агрессивным, скорее уж растерянным.

– Бросил. А вас это удивляет? Мужчины всегда бросают женщин, стоит им получить желаемое, причем не столь важно, чего они желали. Ублюдок сказал, что я старовата и он найдет кого помоложе. Пускай, мне уже плевать… и на тебя, тетушка, тоже плевать, хотя и сволочь ты…

– Ей просто нужны были деньги. – Петр не оправдывал – объяснял, и Игорь внимательно слушал объяснения, хотя было противно. Дьявольски противно. И ведь знала же Машка, что с сестрой случилось, но не сказала, придумала про фирму и долг. Зачем?

– Мы прокляты, – теперь наступил черед откровений для тети Берты. – Место это проклято, и род наш, и картины, которые Георгий нашел… как появились, не стало в доме мира, погань одна и темнота. А вы не видите, никто не видит и не понимает.

– Кроме вашей мадам… этой… забыл. Взялась снять проклятие, но вот что-то оно не поддавалось снятию.

– На крови замешано. Не верите? А я сама кровь видела, которая на портретах этих… от них все беды.

– Конечно, – согласился Петр. – Итак, с этими разобрались, идем дальше. Мадам Сабина… ну, у вас даже не тайна, так, дамский секрет. Сердечный друг, не имеющий ровным счетом никакого отношения к данной истории.

– Мама? – Василий удивленно вскинул бровь.

– Я женщина, и я не настолько стара, чтобы забыть об этом. – Маменька нервно дернула плечиком. – И вообще сказано же, отношения к делу это не имеет.

– Верно, – Петр оглянулся и, отыскав взглядом Татьяну, удовлетворенно хмыкнул. – Татьяна… хорошая девочка, всеобщая любимица. Наркоманка.

– Я завязала… Завяжу.

– Это ваш кокаин попал в коньяк? Или Василия?

– Мой.

– Я здесь ни при чем! – поспешно заявил Васька. – Гарик, скажи этому идиоту, чтобы убирался.

– При чем, очень даже при чем. – Вот на Василия Петр отчего-то не смотрел, и стоял вроде бы близко, но боком, и в позе его виделось некоторое сходство с бойцовской стойкой. – Молодой, с запросами и желаниями, но увы, без денег. Печальное обстоятельство, не правда ли?

– Иди в…

– Пойду. Позже. Сначала о наркотиках. Кока? Героин? Химия? Или все сразу? Я уверен, что доказать получится, ящик на экспертизу, внутри обязательно обнаружатся следы.

– Блеф, – Васька, если и был виноват, признаваться не спешил. Да и не верил Игорь, что и он тоже… чужой. Нет, конечно, Васька далеко не подарок, характер у него скверный, истеричный, и запросы непомерные, но с наркотиками связываться?

– И блеф недоказуемый.

– Ну, насчет доказательств я бы не стал утверждать столь смело. Полагаю, Татьяна, подумав, не станет скрывать, кто пополнил ее запасы после того, как они удивительным образом исчезли… полагаю, Марта тоже собиралась рассказать нечто подобное. Вы ведь и ее к работе привлекли, и роман у нее был именно с вами, а не вашим братом, и вернувшись, она бы рассказала о вашем маленьком бизнесе… она ведь многое знала, не правда ли?

– Неправда.

– В фамилии дело, – Петр не обратил внимания на то, что его вопрос остался фактически без ответа. – Она Бехтерина, и вы Бехтерин. Можно представиться мужем и женой, а можно и вправду пожениться… а потом развестись. Ничего не изменится, была Бехтериной и осталась Бехтериной. Вроде бы мелочь, а мы и не подумали, что она могла замужем побывать, фамилия-то обычно менялась… а она паспорт поменяла, в новом штампов нет, чистый… никаких следов замужества.

– И что? Ну да, мы поженились, потом развелись.