– Ага, – ухмыльнулся князь, – спрячь за высоким забором девчонку…

– Что?

– Что, княже? – поворотясь, спросили его спутники почти в один голос.

– Нет-нет, ничего… И вы, это… поаккуратнее с «княже»… Ладно, уходим. Надо вечера дожидаться.

– Эх, – мечтательно протянул Палей, – перекусить бы…

– Вот это дело, друже, – поддержал Вадим и повернулся к Худоте: – Где тут местечко поспокойнее?

– В конце улицы, кня… хм… мастерские ковалей там и пруд…

– Добро. Веди к пруду.

Они миновали купеческую улицу, поднялись на небольшой холм. Еще на подъеме стали слышны удары. Когда они взошли наверх, то в нос ударил запах горелого масла, угля… и еще пахло сырцом.[40]

Мастерских было с дюжину и почти во всех было движение, позвякивали молоточки – это коваль указывал подмастерью место очередного удара, заодно и немного подправлял металл – бряк-бряк. А уж следом за тем бухал молот – бух-ух! Десятки инструментов на разные лады выдавали металлические звуки, которые поднимались вверх и сливались в замысловатый ансамбль. Непривычная это была музыка, но приятная…

– Странно, – заметил Вадим, – а там внизу, у купцов и не слышно… почти.

– Так многим купцам эта музыка всласть, – ответил Худота, – не один из них живет с трудов ковалей. Вот хоть бы тот же Бяла… жил с ковалей. Сырец им свейский[41]продавал, из которого отменные мечи получаются, княже.

– Я же просил!

– Прости, кня… Вадим.

– То-то.

Улица ковалей, если эти хаотичные застройки можно было назвать улицей, упиралась в довольно большой пруд.

Техника безопасности превыше всего. У воды стояли огнедышащие производства, и сие правильно – мало ли чего… Из искры, как говаривал поэт, и пламя возгорится вмиг. А кругом сухое бревно – пшик, и нет улицы, да что там улицы, так и город погореть может. А что, это идея! Пшик – и нет Новгорода, ну или части его. Покуда отстроятся, в порядок приведут, а труды-то немалые. Гостомыслу придется покрутиться, ох придется. Может, и не до козней супротив руссов будет?! А?

Вадим отогнал дурные мысли даже в задумьях, махнул рукой, словно отгоняя писклявого комара. Нет! Так не пойдет. Могут погибнуть в пожаре люди, и немало. Нет. Не годится. С Новгородом князь хотел дружить, а не враждовать, хотя пока выходило все наоборот. Но это только пока…

Предаваясь мыслям, Вадим не заметил, как спустился вниз. Гарью запахло сильнее. Худота даже прикрыл нос рукавом. Снег вокруг кузниц был вытоптан почти до земли, а там, где он оставался нетронутым, был сплошь серый… и местами черен, как сажа…

– Надо подалее отойти, – предложил Худота, которому, видно, было невмоготу вдыхать эти аро-маты.

– Веди, – коротко ответил князь, и они зашагали прочь от новгородского пролетариата.

Обойдя пруд, они нашли удобное место и расположились на отдых. Палей быстро сообразил костерок, а Худота деловито извлек из походной калиты съестные припасы.

– Как стемнеет – пойдем в гости, – пережевывая вяленое мясо, изрек Вадим. – Лишь бы этот волхв явился сегодня…

Слова твои меня не тронут,

И заклинанья нипочем.

Я тот, кого уже не могут

Ни разбудить, ни подпереть плечом!

Темнело быстро. К вечеру пошел снег, но это и к лучшему…

Все трое руссов тайно прокрались к дому вдовы купца Бяла и затаились за выступом забора, у соседнего дома. А снег все шел и шел, ухудшая видимость.

– Ну, не пешком же он придет… – вслух произнес Вадим.

– Не должен, – тихо отозвался Худота, – скорее, на санях будет.

– Услышим, княже, – еще тише вставил Палей. – Сани завсегда услышим.

Ждали долго, едва переминаясь с ноги на ногу. Снег усилился, но ни один из руссов не отряхивал с себя снег. Они так и стояли, как три снеговика, плотно прижавшись к забору.

– Чу, – насторожился Палей.

Залаяла собака на том конце улицы и тут же притихла, словно испугавшись чего-то.

– Чу, – повторил Щербатый, – кажись, едет кто-то…

Скрип, неясный, нечеткий, вдалеке… скрип и фырканье лошади.

– Едет… – Князь напрягся, всматриваясь в белую пелену.

Сани неспешно подкатили к дому вдовы, остановились. За санями Вадим разглядел две возвыша-ющиеся фигуры конников.

«Ишь ты, с охраной ездит, опасается, вражина», – подумал князь руссов, продолжая всматриваться в едва различимые силуэты.

Кто-то ловко спрыгнул и, подскочив к воротам, отрывисто стукнул четыре раза. Прошло несколько секунд, прежде чем до руссов донесся легкий шелест открывающихся створок. Ворота отворились тихо – видно, хорошо были смазаны петли, на миг блеснуло пламя факела. Сани въехали во двор, и ворота тут же замкнулись.

– Он? – спросил Вадим не оборачиваясь.

– Больше некому, – расплывчато ответил Худота. – Должен быть он…

– Пошли.

Крадучись вдоль забора, они подошли к нужным воротам.

– Вот что, Худота, – остановился князь, – побудь здесь… если какая оказия – дай знать… прокричишь совой, что ли…

Худота нахмурился и молча кивнул, видно было, что старик обиделся, мол, не берет князь в дело.

– Мало ли там что, – уловив его взгляд, продолжил Вадим. – Если придется уносить ноги…

– Ладно уж…

– Мы пошли… Палей, подсади…

Забравшись на плечи Щербатого, Вадим перемахнул через высокий бревенчатый забор. Мягко приземлившись, пригнулся, затаился. Оглядев насколько можно пространство и убедившись, что все тихо, легонько стукнул по бревну. Послышалось тихое сопение, и Палей, держась за край забора, опустился рядом.

– Давай в терем, – изрек князь и первым рванул вперед.

Едва они успели добежать до угла дома, как на высоком крыльце вспыхнул факел, затем второй, послышались голоса.

– Слышь, Ушак, волхв велел у ворот сторожить.

– И че? Скока уже тут ночей пропадаем… Вишь, снег так и валит.

– Так не шибко и холодно еще…

– И че?

– Че-че?! Пойдем к воротам.

– Ага… охота до утра торчать – иди!

– А ты?

– А я в дворовую пойду, ушицы похлебаю…

– Ага… ушицы, к своей голубе навострился?

– Да хоть бы и так. Тебе-то что?

Голоса приблизились – видать, парни спустились с крыльца вниз.