Рыжий объехал все поле и вернулся к помосту.

Он поприветствовал дам и улыбнулся.

Побледнев, Жаккетта, не отрываясь, смотрела на него, пытаясь взглядом досказать все, что было не сказано, сделать, что было не сделано…

Будь ее воля, она повернула бы время вспять, лишь бы никогда не сидеть здесь, расфуфыренной знатной дамой на рыцарском турнире, и не ждать страшного момента, когда понесется на своем закованном в броню коне Волчье Солнышко, нацеливая тяжелое копье прямо в сердце любимого.

– Глаза твои, что сапфиры в ночи… – вдруг сказал рыжий.

Жаккетта вздрогнула: эти были слова шейха при их первой встрече. Госпожа Фатима перевела их тогда с арабского.

Она грустно улыбнулась рыжему, упрямо вскинула подбородок. Зазвенели колокольчиками подвески.

Рыжий вернулся к шатру.

По полю поехал Волчье Солнышко. Тоже без шлема, красуясь круто завитыми локонами. Но по сравнению со вспыхивающими огнем кудрями рыжего его волосы казались тусклыми. Зрители приветствовали и его радостными криками, им было все равно.

Виконт тоже подъехал к дамам, отсалютовал им копьем и сказал:

– Приветствую Вас, мои несравненные беглянки! Видите, наша разлука не была длинной.

Жанна молча склонила в ответ голову.

Жаккетта никак не стала реагировать на приветствие виконта. Она внимательно рассматривала его, словно неодушевленный предмет.

– Госпожа Нарджис, улыбнитесь! Этот великолепный турнир я посвящаю Вам! – заметив ее холодный взгляд, крикнул виконт.

– Я не госпожа Нарджис! – звонко отчеканила Жаккетта. – Я служанка госпожи Жанны. Меня зовут Жаккетта. В свободное от изображения знатной дамы время я укладываю ей волосы! Так что Вы посвятили свой турнир прислуге! Не забывайте об этом!

Волчье Солнышко не успел ей ответить, – второй раз взревели трубы, призывая участников поединка занять исходные позиции.

Рыжий уже надевал шлем, гладкий и круглый, с круто выгнутой лицевой решеткой. Султан страусовых перьев белого и красного цвета венчал его.

Виконт отъехал от помоста. Его слуги уже держали наготове тяжелый вороненой стали шлем с нашлемником в виде, как не трудно догадаться, оскаленной волчьей головы.

Все стихло.

Рыцари с тяжелыми копьями наперевес замерли в концах поля.

Третий раз завыли трубы и с тяжелым, глухим топом вдавливая широкие копыта в мягкую землю кони понеслись навстречу друг другу.

Жаккетта откинулась на спинку высокого кресла и закрыла глаза. Смотреть на поединок она не собиралась.

Она вытолкнула за невидимую дверь весь мир вокруг, с его шумом толпы, топотом коней, звоном оружия, вздохами и восклицаниями госпожи Жанны, и осталась одна во всей Ойкумене. Солнце било ей прямо в лицо, перед глазами в расплавленной огненно-черной темноте вспыхивали золотые звезды и крутились искрящиеся круги.

Теперь снаружи Жаккетты не осталось – она вся была внутри, в темноте среди звезд. И не слышала больше звуков поединка.

* * *

Очнулась Жаккетта оттого, что в солнечное море, плещущееся перед ней, вплыла черная тень, закрывая прожигающее насквозь солнце.

«Уже кончилось?» – слабо подумала она и распахнула веки.

Перед глазами по-прежнему стояла темнота. Потом зрение вернулось. Перед ней стоял рыжий, солнце било ему в спину, небо за его плечами было светлое, а чем дальше, тем темнее становилась его лазурь. Над полем царила звенящая тишина, а, может, у Жаккетты в ушах звенело…

– Ты убил его? – прошептала с надеждой Жаккетта.

– Похоже, ранил, – деловито отозвался рыжий. – Вставай, маленькая, пора сбегать.

Жаккетта тряхнула головой, возвращаясь обратно в бытие.

Она попыталась встать и поняла, что не может этого сделать. Ноги не держат.

Жанна, подобрав юбки, уже сбегала по ступенькам. Городская стража расступилась перед ней.

Над полем, действительно, стояла тишина, только не звенящая, а обычная.

Около лежащего навзничь виконта суетились городские лекари. Валялись на взбитой копытами земле сломанные копья, выпавший из рук Волчье Солнышко меч.

Люди на трибунах смотрели не туда, они все, как по команде, повернулись в сторону помоста, наблюдая завершение всей этой невероятной истории.

Жаккетта со второй попытки поднялась. Пошатываясь стала спускаться по ступенькам. Ей на помощь пришел Саид. Поддерживаемая им Жаккетта сошла на землю.

Рыжий шел впереди и на ходу скидывал с себя турнирное облачение. За ним спешил человек в красном, подбирая падающие на землю латные перчатки, кот д’арм, налокотники.

Дойдя до лошадей, рыжий с помощью Али и Махмуда расшнуровал завязки доспехов и скинул их и оставил блистающей грудой на траве.

Жанна уже сидела в седле позади Али.

Рыжий вскочил в седло. Саид подсадил к нему за спину Жаккетту.

Люди, стоящие молчаливым кольцом вокруг, расступились и беглецы поехали прочь от стен Этрэвиля. Без помпы и торжественных фанфар.

Жаккетта сидела, обхватив руками торс рыжего и прижавшись к его спине. Спина была мокрая от пота. Постепенно пот высыхал и на месте темного пятна засеребрилась корочка соли.

Лицо Жаккетты было задумчивым и умиротворенным. Весело позванивали в такт скачке подвески и цепочки.

* * *

Светило неяркое солнце и осенняя земля улыбалась ему.

– Остановимся ненадолго у ближайшего ручья? – попросила Жаккетта.

– Как хочешь, – отозвался рыжий. – А зачем?

– Мне надо яд с ногтей смыть, – объяснила Жаккетта. – А то неуютно как-то… И переодеться.

– Да ты, маленькая, я вижу, вооружилась до зубов, – засмеялся рыжий. – Что лишний раз доказывает верность моего мнения: драться из-за женщины глупо. Я прав?

– Прав, – согласилась Жаккетта. – Лучше у самой женщины поинтересоваться, что ей надо. Так мы остановимся?

– Если ты немного потерпишь и не будешь совать пальцы в рот, то лучше давай дождемся привала. Там все без спешки сделаешь, – посоветовал рыжий.

– Хорошо, – согласилась Жаккетта. – А куда мы вообще едем?

– Часах в шести езды отсюда находится следующий городок. Там в гостинице нас должен ждать Жерар, – объяснил рыжий. – Пока туда. А погода-то какая, маленькая! Просто лето!

* * *

До городка они добрались по темноте. Пришлось долго убеждать караульных, что они не дорожные разбойники, что ночевать хотят в гостинице, где их уже ждут, а не на обочине дороги.

Красноречие рыжего, подкрепленного мздой, победило.

Полумертвые от усталости, девицы были уже ничему не рады, ни приветливым огонькам окон, ни запахам жаркого и бульона, несущимся с замковой кухни.