– Я рада за нас! – оставила последнее слово за собой Жаккетта.

* * *

Сразу же после трапезы они без задержек выехали.

Остался позади безымянный городок, а в то, что где-то там, в лесах, затаился Шатолу и вообще не верилось.

После ветров и дождей погода установилась, давая короткую передышку перед зимним ненастьем.

Было тихо, сухо и мягко тепло.

Леса по бокам дороги устилал толстый золотой ковер, да и дорога подернулась золотолиственным налетом.

«Скоро зима, – думала Жаккетта. – Какой она будет?»

– Даже не верится, что у нас все возвращается на круги своя… – тихо сказала она.

– …Кружит, кружит на бегу своем ветер; и на круги свои возвращается ветер, – вдруг подхватил ее слова рыжий.

Все потоки бегут в море —

Но не переполняется море.

К месту, куда бегут потоки —

Туда они продолжают бежать;

Изношены слова – ничего не расскажешь,

Глядят, не пресытятся очи, внимают,

не переполнятся уши

Что было, то и будет, и что творилось,

то и будет твориться

И нет ничего нового под солнцем!

Радостно звучали его слова.

Жаккетта весело засмеялась. Строки были печальными, но у рыжего даже они получились обнадеживающими.

Рыжий лукаво продолжил:

Как прекрасна ты, милая, как ты прекрасна!

Твои очи под фатою – голубицы,

Твои волосы – как стадо коз, что сбегает с гор гилеадских,

Твои зубы – как постриженные овцы, возвращающиеся с купания,

Родила из них каждая двойню и нет среди них бесплодной.

Как багряная нить твои губы, и прекрасна твоя речь.

Как разлом граната твои щеки из-под фаты.

Как Давидова башня твоя шея, вознесенная ввысь.

Тысяча щитов навешано вокруг – все оружие бойцов!

Две груди твои – как два олененка,

Как двойня газели, что бродят среди лилий.

Пока не повеял день, не двинулись тени,

Я взойду на мирровый холм, на ладановую гору —

Вся ты, милая, прекрасна, и нет в тебе изъяна.

Подъехала с сияющими глазами Жанна и подхватила:

Пусть уста его меня поцелуют!

– Лучше вина твои ласки,

Дух твоих умащений прекрасен,

Разлитой елей – твое имя,

Потому тебя девушки любят.

Неожиданно продолжил Жерар:

Заклинаю вас дочери Иерусалима,

Газелями и оленями степными —

Не будите, не пробуждайте любовь,

Пока сама не пожелает![19]

– А я знаю! – сказала Жаккетта. – Это Песнь Песней Соломонова.

* * *

Дорога в этот час была пустынна.

Навстречу им скакало во весь опор два всадника.

«К нам…» – сердцем поняла Жаккетта.

Так оно и вышло.

Рыжий оторвался от своего маленького отряда и устремился им навстречу.

Всадники, увидев его, остановились. Рыжий подъехал и завязался оживленный разговор. На греческом.

– Все в порядке! – крикнул рыжий своим встревоженным спутникам. – Это друзья.

Жаккетта с тревогой прислушивалась к их разговору, но тон беседы был, похоже, спокойным и деловитым.

– Пора устроить привал, – объявил рыжий. – Вон там, у развилка. Наши гости не ели, да и нам не помешает пообедать.

Впереди дорога делилась на две. Небольшое перепутье. Один путь вел в Ренн, другой позволял достичь Нанта.

Отыскав подходящую полянку неподалеку от обочины, остановились и развели костер. Ели молча.

– Обстоятельства изменились – первым окончил еду рыжий. – Меня зовут дела. Госпожа Жанна, я оставляю Вам Саида, Али, Ахмеда и Махмуда. Командование отрядом передаю Жерару. Пять мужчин вполне достаточная охрана для безопасного путешествия, тем более, что до Ренна недалеко.

Жанна кивнула.

Рыжий продолжал:

– После того, как они доставят Вас в Аквитанский отель, отпустите их, к Рождеству, я обещал, они вернутся к хозяину. Маленькая, (Жаккетта вопросительно подняла на него глаза) я на досуге подумал над твоими бедами, о которых ты поведала на Кипре.

«Какими именно?» – читалось в настороженном взгляде Жаккетты.

– Молиться святым, как советовал тебе кюре – чушь собачья. Тебе просто нужен нормальный мужчина. Ты поедешь со мной?

Жаккетта задумчиво потерла нос и сказала:

– Поеду.

– Ты с ума сошла?! – прошипела Жанна, сообразившая, что ее за просто так лишают камеристки. – Опомнись, глупая!

Жаккетта пожала плечами.

– Он же пират, разбойник, бродяга!!! – с надрывом в голосе воскликнула Жанна.

– Бывший школяр и студент, что тоже не служит гарантией благонадежности… – подсказал рыжий.

– Вот-вот! С кем ты собираешься ехать?!

– «Ах, ваганта полюбить может только дура!» – ехидно продекламировал рыжий. – Как там в песенке поется?

Или по сердцу тебе

Эти вертопрахи —

Недоучки, болтуны,

Беглые монахи?

Молью трачены штаны,

Продраны рубахи…

Я бы лучше предпочла

Помереть на плахе!

– Да помолчите Вы! – накинулась на него Жанна. – Вы даже не француз, гасмул[20]какой-то! Ни то, ни се! А это моя камеристка, я за нее отвечаю!

– Да что Вы говорите? – веселился рыжий. – А я думал любимая наложница шейха красавица Нарджис!

Он встал.

– Пока мы собираемся, решай, маленькая! Госпожа Жанна, примите заверения в совершеннейшем к Вам почтении.

Жанна схватила Жаккетту за руку:

– Да подумай ты головой! Это же неразумно! Сегодня он при деньгах, а завтра будет болтаться на виселице! Вспомни, ты ведь даже фамилии его не знаешь! Ты думаешь он какой-то там Сен-Лоран? Ха-ха, у Сен-Лоранов такого герба в помине не было! И вообще, почему я тебя уговариваю?! Я тебе просто запрещаю и все!!!

– Госпожа Жанна, – улыбнулась Жаккетта. – Передайте от меня большой привет Аньес с Ришаром и Большому Пьеру. Скажите им, что я очень их люблю!