Джем понимал, что Грета не сможет набрать ожерелье на нить, если он не принесет ей последнюю жемчужину. Он чувствовал, что все ее мысли устремляются на восток, к ее дому в Йорке. Он много знал об этом старинном городе, а однажды даже проезжал на поезде через него, следуя на юг. Насколько же те места не похожи на Айову, этот все еще молодой штат, где живут в основном фермеры и лесорубы, но и они тут тоже делают свою историю.

День благодарения всегда заставляет людей вспомнить дом, пробуждает желание повидать родных, оставленных на далекой родине. Как же он хотел снова увидеть Пертшир! Но там у него больше никого не было, ему нужно врастать в это место корнями, становясь частью своей новой семьи, обосновавшейся в Клинтоне.

Грета тоже оторвалась от своих корней, ведь она уже столько лет прожила на чужбине. Грета… Его мысли постоянно обращались к ней, и это его все больше тревожило. Почему он выделил ее среди прочих, пригласив на ужин, устраиваемый для служащих? Не будет ли это неправильно истолковано? Рядом с ним должна быть Эффи, тем более что Маскатин когда-то станет ее домом.

Он знал, что она хочет жить в большом доме на высоком холме, среди роскошных особняков, в доме в три этажа, с башнями, прекрасным видом на реку и большим садом, полным роз. Ей понадобятся кухарка и горничная, а также общество, к которому она привыкла. У Джема были сомнения, что Маскатин уже готов принять Ефимию Аллистер. Лучше будет, если он сначала построит дом, в который и приведет свою молодую жену. К тому времени, когда дом будет готов, Грета Слингер уже покинет эти места.

Не поддавайся искушению, ибо поддаться – значит согрешить, пелось в протестантском гимне. Он не сделал ничего такого, за что ему было бы стыдно. Он лишь проявляет христианское милосердие по отношению к скорбящей вдове, пока она не уедет навсегда. В этом ведь нет ничего зазорного?

* * *

Грета надела черное платье, и Родабель завила ей локоны по последней моде, после чего красиво их подобрала с помощью шпилек с маленькими жемчужинами, что были в тот день ее единственным украшением.

– Ты будешь ужинать в кухне со слугами, так что не очень-то откровенничай, если они будут задавать вопросы о нас, – велела Грета, осторожно водружая шляпку с вуалью поверх прически.

– Да, мэм.

Новая красивая розовая тесьма скрывала обтрепавшийся край подола удлиненной юбки Родабель. Сначала они отправятся на праздничную службу в церкви, а потом пойдут к мистеру Бейли на Черри-стрит вместе с его сотрудником, мистером Кокрейном, и его женой Мейбл.

Улицы у реки опустели, во всем городе стало тихо, люди всей семьей шли друг к другу с поздравлениями.

Выйдя из церкви, они медленно пошли вверх по улице, придерживая свои головные уборы при порывах первого зимнего ветра. Грете вспомнились такие же ветреные зимние вечера в Йорке, она стала думать о маме и Томе, о Китти и ее друзьях из Олдуорка, и ей стало грустно. Нет ничего важнее в жизни, чем любящая семья и близкие друзья, но теперь у нее была одна лишь Родабель. Они чужаки в этой стране и должны будут сидеть за одним столом с другими чужаками, пусть и дружелюбно к ним настроенными. Грета остановилась, одолеваемая желанием вернуться домой.

– Я не могу! – шепнула она сама себе.

Но, увидев радостно возбужденное лицо Родабель, она поняла, что должна себя превозмочь.

При мысли о том, что она увидит Бейли в его собственном доме, ей на сердце становилось тревожно. Такая встреча представлялась ей не вполне уместной. Лучше видеться с ним на улице или когда он приносит работу ей домой. Ее била дрожь, и причиной этого был не холодный ветер.

– Вот и пришли.

Миссис Кокрейн указала на большой дом в середине Черри-стрит.

– Молодой человек начинал, не имея ничего, а теперь взгляните, как он преуспел. И он это заслужил, так как работал на лесопилке не покладая рук.

Они поднялись по лестнице в холл с выложенным плиткой полом, где служанка взяла у них пальто и увела Родабель в кухню. Грету и ее спутников пригласили в гостиную с темной мебелью и мягкими стульями. На высоких окнах висели тюлевые занавески, так что с улицы нельзя было увидеть, что происходит в доме.

– Проходите, леди, присаживайтесь.

Когда они с миссис Кокрейн вошли, в комнате стало тихо. Грета старалась сдерживать дрожь, пока ее представляли другим дамам, чьи взгляды она ощущала на себе.

– Не знаю, как вы, а я не знаю лучшего способа украсить свои волосы, – сказала одна из них, прикасаясь к жемчужинам на шпильках, скрепляющих волосы Греты. – Я никогда и не думала, что их можно использовать еще где-то, кроме ожерелья.

Грета улыбнулась, радуясь тому, что их внимание отвлекли на себя ее волосы и что ее идея получила их одобрение.

– У меня не очень много жемчуга, и я подумала…

– Но ваш муж торговец жемчугом… – сказала миссис Кокрейн. – Ах, боже мой, я совсем забыла, что его уже нет. Простите меня.

В этом маленьком городе все знали ее историю. Она кивнула, отступая в угол гостиной. Джеймса Бейли нигде не было видно, и она принимала соболезнования других гостей. Затем их пригласили в столовую, и она смутилась, обнаружив, что ей предстоит сидеть на почетном месте рядом с мистером Бейли. В сюртуке и модном галстуке, он стоял у ее стула. Его волосы впервые были зачесаны назад и непокорно кудрявились на затылке.

– Миссис Слингер должна попробовать всю ту разнообразную снедь, которая подается к нашей знаменитой жареной индейке. В Англии такого не готовят. Тут и кукурузный хлеб, и зелень, и соусы, все то, что было на столе у колонистов, когда они отмечали свой первый урожай на новом месте. Ну, так нам рассказывали. Я сомневаюсь, что они ели индейку, скорее что-нибудь, что могли поймать в лесу.

Ее со всех сторон засыпали вопросами, и она ощущала на себе взгляд хозяина дома, пока пыталась управиться со всем, что было положено на огромную тарелку, стоявшую перед ней. А вот ее брат одолел бы все это в два счета. Она так наелась, что едва могла дышать.

Затем подали тыквенный пирог и печенье. Сделав над собой усилие, она отдала должное и этим вкусностям, приготовленным Мартой.

– От такого пиршества трещит ремень, как сказали бы в Йоркшире, – заметила Грета, и все рассмеялись.

А от крепких ликеров у нее кружилась голова. Поднялся Бейли с бокалом в руке.

– В нашей бурной жизни мы все тоскуем по дому и далеким родичам, но в этот особый день мы первым делом должны поблагодарить Бога за его щедрость, за то, что мы живем в достатке. Давайте выпьем за друзей и родных, которых сегодня с нами нет.

Все встали и выпили в тишине. Кокрейны приехали из Ирландии, Шиндлеры – из Германии, у Коссов родня осталась во Франции. Грету утешало то, что все они, должно быть, думали об иных краях, которые называли родиной.

Я вспомню об этом через год, когда, даст Бог, снова буду дома, среди своих родных.