Приехав по приглашению Птолемея из Аттики в Египет, Бриаксий очень быстро освоился в этом молодом городе. Предложение Птолемея создать образ Сераписа он встретил с радостью и работал с величайшим увлечением. Во дворце Птолемея скульптор оказался в ежечасном общении с сокровищами мировой скульптуры, привезенными сюда из Вавилона, Персии, Карфагена и Эллады.

Бриаксий быстро стал своим человеком в доме Птолемея. Птолемей часто посылал за ним или сам спускался в мастерскую скульптора, чтобы спросить его мнение об одном или другом из новых сокровищ своего собрания.

Когда Птолемей уехал к матери в Македонию, Бриаксий отправился путешествовать по Египту, чтобы усердно изучить египетскую архитектуру и скульптуру. Эти впечатлении были необходимы скульптору для окончательного решения образа главного бога-покровителя Александрии, новой столицы древнего Египта. То, что он открыл в Египте, который посетил впервые, было грандиозно и сразу расширило его художественные горизонты.

Вся страна, зажатая безжизненными песками на узкой ленте плодородной долины огромной реки, казалась каким-то особым, мудрым и таинственным миром, на котором лежал отпечаток глубокой древности.

Больше всего скульптора интересовал и, когда он его посетил, поразил великий Мемфис. Здесь, в храме бога Птаха еще находился саркофаг с телом великого Александра, который в ближайшее время Птолемей собирался торжественно перевезти в новую столицу Египта Александрию.

Окруженный высокими холмами Мемфис был ошеломляюще древним. Величественный храм бога Птаха, сложенный из вечных камней, стоял здесь гораздо дольше, чем пирамиды в пустыне.

Седая древность предстала перед скульптором бурлящей жизнью огромного города со множеством разноименных кварталов, с путаницей извилистых улиц, где всё кишело суетящимся, веселым людом.

Мемфис был крупнейшим религиозным центром. Покровитель города бог Птах, имеющий человеческий облик, глубоко почитался в Египте, хотя владыку Птаха никто не видел. Когда Птах выезжал на своей золотой ладье из храма в гости к другому здешнему божеству, его небольшое изваяние скрывалось за золотыми занавесками, и только прислуживающие ему жрецы знали его настоящее лицо.

Бог Птах жил в своем храме вместе со своей женой жестокосердной с львиной головой Сехмет, то есть Могущественной, любившей войну, и сыном, прекрасным Нефертумом, носившем на голове цветок лотоса. Жилище Нефертума было всегда украшено букетами этих красивых голубых цветов.

Кроме бога Птаха, его жены и сына в храме жил еще великий бык Апис, живое повторение бога Птаха, умерший бык был воплощением бога Осириса. Апис жил за бронзовыми дверями в глубине открытой небу колоннады. На плитах двора толпился народ, ожидая, когда служители выведут сюда священного быка, чтобы удостовериться, что бог жив и принести ему богатые жертвы.

Один из таких молебнов и посетил Бриаксий, чтобы убедиться в правильности именно эллинского толкования образа Сераписа. Это имя Птолемей составил из имени священного быка Аписа и бога Осириса.

Это было любопытное, веселое зрелище – веселое благодаря хорошему, приподнятому настроению жителей Мемфиса, – мужчин, женщин, детей. По-праздничному оживленная толпа смеялась, шумно разговаривала, ела смоквы, сыр, яблоки, арбузы, перебрасывалась шутками с разносчиками, торговавшими жертвенной птицей, куреньями, хлебами, медом и цветами. Бриаксий с интересом рассматривал оживленные лица египтян.

В назначенный час под удары незнакомых скульптору музыкальных инструментов отворились ворота и во двор вывели живого бога. Толпа пришла в возбуждение. Многие попадали ниц, чтобы поцеловать землю. Кругом были видны изогнутые спины и воздух дрожал от сотен человеческих голосов, повторяющих имя бога. Это было имя священного быка, имя жизни. Египтяне молили о разливе, чтобы жизнь продолжалась, о здоровье своем, своих жен и детей.

Живое повторение Птаха был очень красив. Бык был черен. На спине красовался алый чепрак. Два жреца держали его с обеих сторон за золоченые поводья. Жрец, стоящий справа, приподнял чепрак, чтобы показать народу белое пятно на боку быка, считавшееся отпечаткам серпа луны. Один из жрецов, поклонившись толпе, выставил вперед ногу и, держа за ручки курильницу, протянул её прямо к быку, который, принюхиваясь, раздул влажные ноздри и мощно чихнул. Народ с воодушевлением стал приветствовать его. Воскурение сопровождалось игрой арфистов и пением гимна богу Птаху и его живому воплощению быку Апису.

Привыкший ко всем этим посвященным ему церемониям, священный бык, широко расставив ноги, глядел своими налитыми кровью глазами на веселых людей, которые, прижав руки к груди, выкрикивали его священное имя. Всем было радостно знать, что Апис находится под надежной охраной храма, и они могут видеть и поклоняться ему, своему богу, живому покровителю древнего Мемфиса.

Птах недаром был богом, покровителем художников, каменотесов и ремесленников. Мысли Птаха населяли залы храма на отсвечивающих яркой росписью колоннах, вздымавшихся ввысь. Сам человекоподобный Птах был изображен на стенах залов множество раз в профиль, с удлиненным глазом, кулаки его вытянутых вперед рук сжимали скипетр.

Храм Птаха был полон изображений, которые Бриаксий тщательно изучал. На высоких постаментах поодиночке, вдвоем или втроем шагали, стояли или сидели колоссальные изваяния. Многим из них египетские художники сделали вставные глаза. Зрачком служил черный, вплавленный в стекло камешек. Широко раскрытые глаза изваяний, когда на них падал свет, сверкали, вызывая чувство страха и поклонения.

Звероголовые боги сурово взирали на скульптора из таинственного полумрака других храмов. Громадные скульптуры сидящих в надменных позах владык древнего Египта из черного гранита, красного песчаника и желтого известняка подавляли и одновременно вызывали чувство восхищения.

Мастера Египта возвеличивали своих повелителей и богов, стремились подчеркнуть их силу в исполинских статуях, симметричной неподвижности массивных фигур.

На многочисленных рельефах фараоны изображались в виде гигантских великанов. У их ног копошились карлики – все остальные люди Черной Земли. Так фараоны заставляли художников подчеркивать свое величие.

Многие статуи были выполнены прекрасно, достойно подражания. В Мемфисе, в одном из храмов, скульптор долго любовался статуей одного из фараонов древнего царства, созданной около двух тысячелетий тому назад. Она удивила и восхитила его во всех отношениях. С каким искусством был обработан необычайно твердый камень, как безукоризненно выполнена мускулатура, в особенности грудь, ноги и ступни, какая осмысленность во властном неподвижном лице!..

Бриаксий невольно подумал: «В смелой обработке даже самого твердого материала египтяне всё-таки искуснее нас и, пожалуй, не имеют себе равных. Ни одна греческая статуя не отполирована так прекрасно. Но присутствие души в камне отсутствует. Этому египетские художники научатся еще не скоро. Слишком сильны в этой стране старые отжившие традиции.»

Скульптор внимательно всматривался в бесчисленные статуи – все удивительно похожи одна на другую, во всех отсутствует внутренний мир человека, его духовная жизнь. Бриаксий же мечтал о творениях, которые не угнетали и не подавляли бы человека, а, наоборот, возвышали. И Птолемей был полностью согласен со скульптором, считая, что искусство должно радовать и вдохновлять, будить к жизни лучшее, что заложено в человеке. «Значит, придуманный мной образ Сераписа правильный!» – решил художник.