На следующий день он дал мне сопровождающего с машиной, и мы поехали в места, по которым я скитался после побега из армии.

Малхаза дома не было. Его жена Сулико, о которой я знал только понаслышке, сказала, что он в крепости, которая теперь пустует.

– А где же Настя и ее мама? – спросил я.

– Настя уже года три, как у бабушки живет, а Таисия то ли в Ростове, то ли в Таганроге – о ней ничего не слышно.

Я оставил сопровождающих у Сулико и один отправился в крепость. У ворот гремел ключами бородач, в котором я с трудом узнал Малхаза. Он вначале испугался, но когда услышал мой радостный оклик, расплылся широкой, удивленной улыбкой:

– Здравствуй, дорогой, – улыбался я, похлопывая его по худой сутулой спине.

А он, вытирая слезящиеся глаза, никак не мог поверить, что это я, только все повторял:

– Артем, это ты? Артем, это ты?

– А где Настя, где Таисия Андреевна? – спросил я.

– Э, дорогой, они теперь к нам не приезжают, давно уже как уехали, сразу после твоего побега из тюрьмы, а Настя даже раньше. Таисия тогда с Настей поругалась и к матери в город ее отправила – с бабушкой теперь живет Настя. Невеста она уже, в этом году в институт собиралась поступать.

– А схема побега, что Таисия передала, это твоих рук дело?

– М-м, – промычал он, утвердительно кивнул, потом весело похлопал меня по плечу. – Молодец, джигит, оправдал надежду.

– А Таисия, как она? – не выдержал я.

– Таисия, Таисия, – Малхаз погрустнел, пожал острыми плечами. – Не знаю, кто говорит – там, кто – еще где.

– Ну а адресочек Настин дать можешь?

– Записывай, только поговаривают, что жених у нее есть.

Я достал из рюкзачка блокнот и записал адрес. Мы все еще топтались возле ворот крепости.

– Малхаз, – попросил я, – открой, пожалуйста, хочу попрощаться. Ведь это и мой дом – он научил меня многому…

– Да, да, понимаю, – пробормотал Малхаз и снова загремел ключами, стараясь попасть в поржавевшую замочную скважину.

В жилой комнате наверху башни царило запустение и беспорядок. Кровати, стол и массивный комод стояли на своих местах, но на них лежал толстый слой серой пыли. Занавески, матерчатая ширма, комнатные цветы и прочие приметы заботливых женских рук отсутствовали. На полу повсюду валялись грязные клочки бумаг, засохшие огрызки, пустые банки и другой мусор. В крепости царило уныние. Оно передалось и мне.

– Пойдем, мне пора, – появившийся Малхаз, прервал созерцание.

Этим же днем я расстался с ним и Сулико, скорее всего, навсегда.

Я быстро нашел нужную мне пятиэтажку. Сухощавая крепкая старушка открыла дверь квартиры. Спросив о Насте, я некоторое время топтался у порога, но когда назвал свое имя, пожилая женщина впустила меня в дом и даже предложила чаю.

Мы сидели у окна, она рассказывала о Насте, о Таисии. Подтвердились слова Малхаза о том, что отношения у них не сложились.

– Теперь они вообще не видятся, и все из-за этого Павла, – подвела итог сказанному старушка.

Я спросил где Настя. Надежда Ивановна немного помедлила, потом неохотно ответила:

– Она теперь живет в Тбилиси, в общежитии, учится в педагогическом институте на историческом отделении.

На следующий день я находился уже в Тбилиси. Было обеденное время, поэтому пошел прямо в институт. Найти нужную группу не составило большого труда. Но пришлось подождать перерыва, стоя у дверей аудитории.

И вот наконец долгожданный звонок. Из аудитории шумной толпой вывалили студенты. Настя первой увидела меня из глубины помещения:

– Артем, это ты…

– Настя!

Мы обнялись. Проходящие мимо студенты оглядывались на нас.

На оставшуюся пару Настя не пошла. Мы неторопливо шагали по тротуарам густо усажанных деревьями улиц и говорили, говорили, вспоминая прошлое. Она задавала мне много вопросов о тюрьме, о побеге, об армии, о моей маме, а о себе почти ничего не рассказывала. Все же я узнал, что Таисия и Павло живут в Ростове, у них квартира, а Настя решила жить самостоятельно.

– А еще, – она засияла счастливой улыбкой, – я хожу в самую лучшую студию танцев.

– Испанских?

– Нет, латиноамериканских.

Я обнял ее и потрепал по плечу:

– Настюха, ты совсем не изменилась! – и добавил: – А что если нам посетить какое-нибудь кафе?

– Ага, – кивнула она. – Пойдем, есть здесь одно место, мы с девчонками туда со стипендии ходим.

В уютном полуподвальном кафе, стены которого украшали крупные чеканки по мотивам грузинского эпоса, было достаточно многолюдно, но официантка нашла для нас свободный столик. Когда принесли заказанные блюда и хорошее вино, из колонок у пустой сцены полилась знакомая мелодия. Услышав музыку, под которую она когда-то танцевала со своей мамой, Настя улыбнулась и погрустнела.

Я стал говорить о том, что все время, и когда сидел в тюрьме, и во время побега с офицерами, и в течение последующей службы, всегда думал о ней и о Таисии. О том, как обязан им и хочу отблагодарить за их доброту.

– Хочешь, я тебя увезу, переведешься учиться в Москву.

Она долго не отвечала, потом улыбнулась:

– Поздно. Мы с моим женихом уже подали заявление в ЗАГС, через неделю свадьба.

– Поздравляю, – сказал я, а потом попросил: – Дай мне адрес Таисии Андреевны…

Таисию и Павла удалось разыскать достаточно быстро. Жили они в комфортабельной кооперативной двенадцатиэтажке. Из глубины двора, со скамейки на детской площадке, я наблюдал за подъездом, надеясь увидеть знакомые лица. Но они не появлялись. Лучше всего было бы дождаться Таисию у подъезда одну, увести куда-нибудь в кафе и спокойно поговорить обо всем. Я твердо решил, что такая женщина ни в коем случае не должна жить с этим негодяем. Только вряд ли удастся ее убедить. Значит, придется принять меры…

В подмышечной кобуре у меня лежал маленький трофейный пистолет, доставшийся после одного армейского задания. Я прикидывал… Наверное, чтобы не привлекать внимание к своей персоне, Павло устроился куда-нибудь работать. Он, должно быть, регулярно по утрам уходит из дома, а вечером возвращается. Нужно выяснить этот режим, а потом…

Пока я сидел на скамеечке под тополем, люди выходили и заходили в подъезд, к которому было приковано мое внимание, но в этих фигурах не угадывалось ничего знакомого. И вот наконец в человеке в темных очках, вышедшем из припаркованного прямо у подъезда черного БМВ, я узнал Павло. Молодцеватая осанка и лицо его нисколько не изменились – те же гусарские усы, роскошная шевелюра, жесткий разрез рта. Выглядел Павло, как пижон: белая сорочка, легкая кожаная куртка модного покроя, отливающие сталью брюки и шикарные ботинки с длинными носами.