class="p1">Похоже, что в целом большинство обществ естественным образом склонно не слишком заботиться о международных проблемах и концентрироваться в первую очередь на своих внутренних делах. Внимание может отвлекаться на серьезные угрозы или явные, конкретные и впечатляющие риски, но как только вызванная ими тревога рассеивается, люди обычно с большой готовностью возвращаются к внутренним проблемам, подобно тому «как растянутая резина восстанавливает свою форму», как однажды выразился Гэбриел Алмонд. Например, несмотря на масштабный общественный резонанс, американцы говорили, что уделяют пристальное внимание событиям в Боснии лишь в те моменты, когда один американский пилот на какое-то время исчез в тылу противника или когда Клинтон принял решение отправить туда воинский контингент. За последние 70 лет лишь единичные события действительно заставляли американскую общественность отвлечься от внутренних проблем, и в промежутке между началом 1968 года, когда во Вьетнаме началось Тетское наступление, и терактами 11 сентября 2001 года внешнеполитические вопросы не перевешивали внутренние, судя по опросам, в которых американцев просили назвать самую важную проблему страны[435].

Людям, занятым международными отношениями, подобная тенденция может показаться синдромом дефицита внимания. Однако такие общественные настроения заодно предполагают, что если в ходе малозначимых операций что-то пойдет не так, то войска можно легко вывести, не слишком опасаясь за сохранение лица или долгосрочные политические последствия, хотя такой эпизод, разумеется, вряд ли станет поводом для хвастовства. Например, после гибели американских солдат в Сомали в 1993 году усилились требования о выводе войск (после того как был возвращен единственный американский военнопленный), но не звучали призывы отомстить за унижение, а к предвыборной кампании 1996 года общественность практически забыла об этом эпизоде. Так может происходить даже в случае операций, которые поначалу имели высокую значимость. Как отмечалось в главе 5, субъективно воспринимаемая внешнеполитическая ценность удержания позиций США во Вьетнаме с годами снижалась, а затем самым важным оказалось то, что в 1973 году из Вьетнама вернулись американские военнопленные. В силу этой и ряда других причин американцы восприняли поражение 1975 года с удивительным хладнокровием[436]. Существенно большее политическое значение имела бы ситуация со взятием миротворцев в заложники – такое событие внезапно и в непропорциональной степени повысило бы ставки, поскольку люди обычно придают сохранению жизни соотечественников очень высокую ценность[437]. Однако тот факт, что политики в целом далеко не всегда страдают от внешних провалов, едва ли компенсирует незначительные или нулевые выгоды от успехов в международной политике.

Предубеждение против войны и агрессии

Для того чтобы эффективные международные меры по поддержанию правопорядка стали нормой, международному сообществу необходимо открыто, отчетливо и систематически отвергнуть или переосмыслить концепцию суверенитета. В последние годы у Совета Безопасности ООН определенно появилась правоспособность вмешиваться в гражданские войны или объявлять, что власти того или иного государства являются настолько некомпетентными либо настолько недостойными дальнейшего существования, что в связи с этим может быть предоставлен мандат на военное вмешательство. Таким образом, Совет Безопасности может «дисквалифицировать» определенное государство и низложить его руководство, направив туда вооруженные силы ООН или обратившись с соответствующей просьбой к другим игрокам. При этом многие наблюдатели, включая прежде всего Генерального секретаря ООН Кофи Аннана, допускали, что, возможно, уже настало время, когда «суверенитет личности» – принципиальная свобода каждого человека – в определенных случаях должен иметь приоритет над суверенитетом государства[438].

В ряде случаев, имевших место после холодной войны, развитые страны, или по меньшей мере некоторые из них, постепенно двигались в сторону преодоления рамок суверенитета. Последнее десятилетие XX века началось с военно-полицейской интервенции (или же акта агрессии) США в суверенной, хотя и находящейся под властью бандитов Панаме, а завершилось аналогичной операцией (или агрессией) НАТО против суверенной Сербии под властью президента Милошевича. Уже в начале нового века, вскоре после победы на выборах президента, Джордж Буш – младший усмотрел немалый смысл в военно-полицейской интервенции (или агрессии) против Ирака с целью устранения создающего проблемы режима этой страны.

Для Совбеза ООН процесс «дисквалификации» мог бы стать способом обойти обозначенную правовую коллизию, но представляется маловероятным, что предубеждения против агрессии и войны, равно как и приоритет суверенитета, которые столь тщательно и последовательно культивировались в развитом мире и за его пределами на протяжении последнего столетия, удастся в полной мере преодолеть, за исключением особых случаев. Более того, некоторые члены Совета Безопасности, обладающие правом вето, с подозрением относятся к соответствующим прецедентам. Например, Россия, с ее гражданской войной в Чечне, и Китай, с несколькими сепаратистскими движениями на западе страны, не проявляли никакого энтузиазма по поводу санкционирования операции НАТО в Косово в 1999 году. А деспотические режимы, имеющие основания полагать, что они окажутся в дисквалификационном списке международного сообщества, конечно же, получают все стимулы вооружаться (в случае Северной Кореи и Ирана, вероятно, ядерным оружием), дабы воспрепятствовать интервенциям, – при рассмотрении с другой точки зрения это едва ли желательный сценарий.

Преодоление препятствий

По меньшей мере в теории существуют методы устранения или значительного облегчения проблем, с которыми сталкиваются развитые страны в пресечении криминальных военных действий. Один из таких методов – создание компетентных постоянных вооруженных сил ООН. Другой – привлечение частных военных компаний. Наконец, третий – положиться на «добровольные коалиции» с участием сил, предоставленных заинтересованными странами в зависимости от конкретной ситуации. Однако при ближайшем рассмотрении ни один из этих вариантов не выглядит слишком многообещающим.

С окончанием холодной войны перспективы миротворческой деятельности ООН значительно увеличились: в самом деле, более 25 из 40 миротворческих миссий, организованных ООН в 1945–1998 годах, были начаты после 1988 года, то есть уже после холодной войны. Однако фиаско в Сомали в 1993 году ощутимо поубавило желание проводить новые операции, и численность персонала миротворческих операций ООН сократилась. Расходы ООН на поддержание мира достигли максимума в 4 млрд долларов в 1993 году, но к 1998 году они снизились до уровня менее 900 млн долларов[439].

В настоящее время создание миротворческих сил ООН (а также других подобных структур) сопряжено с рядом проблем. По сути, эти силы состоят из независимых военных и полицейских подразделений, направляемых отдельными странами и сохраняющих свои отличительные особенности. Например, военные США в Сомали действовали в составе миротворческих сил ООН, которые, впрочем, полностью состояли из американских подразделений, отобранных из частей регулярной армии. Соответственно, общественность восприняла гибель американских миротворцев в 1993 году как прямые потери вооруженных сил США.

В некоторых случаях подразделения для участия в миротворческих операциях направлялись бедными государствами, поскольку за это можно выручить неплохие деньги. Многие такие части состояли из солдат, которым недоплачивали, плохо