экипированных и обученных, что зачастую становилось дополнительной проблемой, поскольку такие военные становились столь же коррумпированными и недисциплинированными, как и мародеры, которых они должны были утихомирить. А государства, действительно располагающие довольно компетентными силами, зачастую оставляли их на своей территории для защиты политических лидеров или национальной обороны. Кроме того, как отмечает Алан Райан, «за ООН тянется не лучшая репутация в части возмещения расходов на такие операции», а миротворческие миссии организации в целом следуют «бюрократической и коллегиальной модели командования, в рамках которой эффективностью операции поступаются ради соблюдения принципа национального представительства». Кроме того, подчеркивает Райан, «существует базовый уровень профессиональной компетентности и боеспособности, ниже которого не может опускаться то или иное подразделение. Игнорирование этого требования чревато катастрофой»[440].

Альтернативным решением для ООН было бы создание хорошо оплачиваемых, хорошо оснащенных, хорошо обученных и готовых к опасной работе постоянных миротворческих вооруженных сил. Такая возможность предусмотрена уставом организации, однако она так и не была воплощена в жизнь в силу глубоких политических разногласий между постоянными членами Совета Безопасности, которым в конечном итоге придется отвечать за эту структуру[441]. Американцы и граждане других государств могли бы вступать в такие силы добровольно, но в случае гибели при исполнении долга в ходе конфликтов, не представляющих особого интереса для их стран, погибших можно было бы рассматривать в качестве сотрудников международной организации без привязки к их гражданству, а не как участников подразделений с отчетливой принадлежностью к какому-либо государству, направленных в горячую точку его политическим руководством. Следовательно, можно предположить, что внутриполитические последствия подобных потерь будут ограниченными.

Предложения о создании подобных сил часто звучали после окончания холодной войны[442]. Но сколь бы разумной эта инициатива ни была по своей сути, она наталкивалась на гласные и негласные возражения. Некоторые страны опасаются, что данные силы могут быть использованы в ущерб их национальным интересам или даже против них самих. Поскольку миротворцы будут находиться под прямым контролем Совета Безопасности, в котором Соединенные Штаты имеют право вето, можно предположить, что США опасения такого рода будут чужды, но на практике происходило обратное. Кроме того, высказывались возражения в связи с предполагаемыми затратами: скорее всего, постоянные силы окажутся довольно дорогостоящим делом, причем затраты будут лишь расти по мере использования их во все новых горячих точках. К тому же миротворческие усилия могут растягиваться на годы, а в отдельных случаях даже на десятилетия.

Перечисленные опасения порой усугублялись тем обстоятельством, что ООН зачастую оказывалась примечательно некомпетентной организацией с сильно раздутыми расходами, где, как это часто бывает, 20 % сотрудников выполняют 80 % работы. Для какой-нибудь благотворительной организации такая расточительность быстро обернется потерей спонсоров, и не вполне понятно, как можно доверить структуре, настолько обремененной бюрократией и погоней за рейтингами, создание и управление силами правопорядка, которые должны обладать как компетентностью, так и эффективностью с точки зрения затрат. При формировании подобных сводных сил существуют и всевозможные прикладные проблемы. В частности, как указывает Райан, даже в ходе относительно легкой и безопасной интервенции в Восточный Тимор возникали серьезные языковые проблемы при взаимодействии даже ее англоговорящих участников – многие из них с трудом понимали австралийцев из-за их акцента[443].

Кроме того, предшествующий опыт, особенно в Боснии, показал, что даже после окончания холодной войны работу Совета Безопасности могут существенно замедлить, а то и парализовать политическая неопределенность и разногласия, особенно в ситуациях, когда требуются четкие решения или когда начинают расти финансовые издержки. Такие ситуации могут приводить к появлению директив и инициатив, которые сбивают с толку, ослабляют эффективность, противоречат друг другу или же просто невыполнимы, либо результатом может быть отсутствие каких бы то ни было инструкций. Если один из ключевых членов Совета Безопасности имеет особое мнение, связанное с его внутриполитическими соображениями, как это было в случае позиции России и Китая по операции в Косово, никаких действий со стороны этого органа, скорее всего, не последует.

Наконец, несмотря на то что грамотно созданные международные силы правопорядка будут гораздо спокойнее реагировать на потери, нежели силы отдельных стран, вероятно, что при достижении определенного, причем довольно низкого, масштаба потерь будет приниматься решение о сворачивании операции, вне зависимости от того, какими бы благими ни были ее последствия.

Второе доступное для международных структур решение заключается в привлечении частных компаний в сфере безопасности для выполнения работы по наведению правопорядка. В последнее время подобные предприятия процветали: в 1995 году расходы американцев на частные услуги безопасности более чем в два раза превысили расходы на содержание национальной полиции, и появление аналогичной тенденции на международном уровне кажется вполне естественным. На самом деле довольно многие из этих компаний, зачастую возглавляемых или комплектуемых бывшими военными из развитых стран, начали свой бизнес после завершения холодной войны. Например, в 1990-х годах частные охранные компании преимущественно успешно осуществляли полицейские операции и подготовку местных силовых структур в Папуа – Новой Гвинее, Анголе, Сьерра-Леоне, Хорватии, Боснии и других странах[444]. Кроме того, как отмечалось в главе 7, в ходе военно-полицейской интервенции в Афганистане в 2001–2002 годах Соединенные Штаты успешно нанимали местных жителей.

Хотя частные военные компании презрительно называют наемниками, они отличаются от тех нередко криминальных или полукриминальных наемнических структур, которые ранее действовали под такой вывеской, зачастую пятная ее позором. Прежде всего, как отмечает Дэвид Ширер, частные военные компании рекламируют свои услуги и являются официально зарегистрированными организациями, их штаты «укомплектованы в соответствии с определенной структурой, условия и сроки работы оговариваются в контрактах, существуют определенная субординация и система отчетности перед компанией». Такие структуры «несут ответственность перед заказчиком, зачастую в рамках договора, имеющего юридическую силу». Кроме того, они представляются оптимальным вариантом соотношения издержек и результатов. Ныне расформированная компания Executive Outcomes, которая на протяжении 21 месяца успешно усмиряла беспорядки в Сьерра-Леоне, прежде чем правительство этой страны по глупости отказалось продлевать с ней контракт, запросила за свои услуги 35 млн долларов. Напротив, расходы сил ООН, пришедших ей на смену, всего за восемь месяцев составили 47 млн долларов. Таким образом, в месячном эквиваленте силы ООН, выполнявшие те же задачи, обошлись более чем втрое дороже. К тому же, судя по проблемам, с которыми силы ООН сталкивались в Сьерра-Леоне, пока туда не прибыл контингент британских войск, Executive Outcomes работали гораздо эффективнее[445].

До последнего времени частные охранные компании демонстрировали, что относятся к своим обязательствам со всей серьезностью и в целях долгосрочной деловой репутации предпочитают не работать на негодяев и не вредить внешнеполитическим целям государств, из которых они происходят. Опасения, что такие