В одном из них он и отдыхал от дьявольской суеты российской столицы, от забот, от работы. Даже от самого себя.

Василий помотал головой, стряхивая с волос соленую воду, и улегся лицом вниз. Слава богу, что он приехал сюда. Жаль, конечно, что Мастер отменил последнюю операцию, но и без того денег на его кредитке хватило бы, чтобы выкупить это бунгало в личное пользование, да еще и «мазератти» докупить, дабы костлявым француженкам пыль в глаза пускать. Может, и к лучшему. Может быть, он уже спятил бы в Москве, задержись там хоть на месяц. А так — красота! И даже сам Мастер не найдет его тут, пока он не отдохнет и не созреет для новых свершений.

Так, размышляя, Жданов задремал.

А проснулся от прохладного урагана, ревевшего прямо над головой.

Над скалой висел вертолет с надписью «Полиция». В дверной проем выглядывали два плотных флика в форме. Один из них в мощный бинокль разглядывал Жданова. Казалось, что он пялится прямо на Васину голую жопу.

Отодвинув второго, в проем свесил ноги молодой парень в штатском. В руках он держал карабин с оптическим прицелом. Тут же к самому носу обалдевшего совершенно Жданова упала веревочная лестница, а по ней скатились оба дюжих жандарма. Вася попытался подняться, но один из спустившихся навел на него ствол. Вася читал, что теперь полицейских во Франции вооружают пистолетами, которые стреляют лишь резиновыми пулями. Но проверять достоверность написанного в прессе желания у него не возникло. Он хотел только сделать шаг в сторону одежды, но флик угрожающе покачал стволом, указывая на лестницу. Пришлось подчиниться. Он полез первым. За ним вооруженный полицейский, снова любующийся Васиной задницей, а потом и второй, прихвативший со скалы брошенные шорты и майку.

Едва рука Василия приподнялась над порогом вертолета, на ней звонко защелкнулся «браслет». Его пристегнули к скамье, бросили на колени одежду, прикрыв срам, и лишь потом начали разговаривать.

— Василий Жданов, Россия? — на вполне сносном русском языке спросил чернявый хлыщ в гражданском платье.

— Да. А в чем, собственно, дело? Я буду жаловаться русскому консулу!

— Незачем. Я представитель Интерпола Пьер Мускатель. У нас есть запрос на доставление вас русским полицейским. — Он достал прозрачную папку с бумагами. — Вот запрос. Вот согласие русской дипломатической миссии. Вот постановление французского правительства на экстрадицию Василия Жданова в течение дня и ночи. И передачу русскому правосудию. Все.

Василий промолчал. Он и месяца тут не пробыл, а его дело уже проведено по всем дипломатическим инстанциям. Завидная оперативность. За что его взяли — вопросов не было. Вероятно, накрыли Мастера. Но оставался вопрос: кто мог стукануть, что он именно тут?

* * *

Кто сказал, что нет города прекраснее Парижа, Праги, Петербурга? Есть. Как не быть? Обязательно есть. И это утопающий в зелени Киев — мать городов русских.

Рыжая востроносая девица в коротенькой юбке и топике, покачивая бедрами, шагала по Крещатику. Кроны распустившихся каштанов заботливо укрывали ее обнаженные плечи от палящего солнца. На главной улице украинской столицы пахло не бензиновой гарью, а цветами. Фонтан на Майдане Незалежности одарил девушку прохладными освежающим брызгами, и она бодро продолжила путь домой.

С Европейской площади по Трехсвятительской на Десятинную. Не более десяти минут не слишком энергичной ходьбы. А там уже начинается киевский Монмартр, где сотни художников в любую погоду торгуют собственными картинами и всевозможными поделками.

Изабелла сбавила шаг, пошла не спеша, любуясь всевозможными «фенечками», поделками из стекла, керамической посудой, смешными деревянными фигурками. Здесь, на Андреевском спуске, она отдыхала душой. Может быть, люди здесь были не такие, с которыми она привыкла сталкиваться в Москве. Они были открытее, проще, душевнее. Эти художники не были известными и богатыми, не выставлялись в европейских галереях, но им почему-то это и не было нужно. Изабелла этого никак не могла понять, но в то, что это именно так, поверила. Глупость, казалось бы. Но почему-то внушало уважение…

Или это место было такое?

Говорят, что когда-то там, где ныне течет Днепр, было море. А когда святой Андрей Первозванный пришел в Киев и поставил крест на горе, где сейчас стоит Андреевская церковь, то все море ушло вниз. Но некоторая часть его осталась и спряталась под Андреевской горой. Когда позже здесь построили храм, то под престолом открылся колодец. В Андреевской церкви нет и никогда не было колоколов, так как, по легенде, при первом же ударе вода проснулась бы и залила бы не только Киев, но и все Левобережье.

Белка спускалась между Андреевской и Замковой горами так же, как и многие столетия назад горожане спускались с Горы, как именовался центр древнего Киева, к Подолу. Там, внизу, почти у самой Контрактовой площади, в старом трехэтажном доме была квартирка ее двоюродной тетушки Лили Шаповаленко. Пожилая хохлушка ни за какие коврижки не желала, чтобы родственница от нее съехала. Изабелла уже несколько раз находила себе квартиру для жилья, но слезы Лили, которая, схоронив всех близких, очень скучала в одиночестве, заставляли ее отложить решение квартирного вопроса.

Хотя съезжать было нужно. Она понимала, что рано или поздно ее станут искать. И следовало бы просто уехать куда-нибудь совсем далеко. В Канаду или Австралию. Однако умиротворенная киевская жизнь расслабляла. Ей хватало ума не обращать на себя внимания чужих глаз крупными покупками или вызывающим поведением. Приехала к тетушке москалька — так и хай живэ, коли любо.

Ни регистрируясь в официальных инстанциях, она наслаждалась прогулками по городу. Тем более в Киеве было на что посмотреть.

Вчера она заходила во Владимирский собор. И была поражена, когда в мерцающем золотом полусвете, на легких облаках, холодно и нежно освещенных зарей, легко и неторопливо ей навстречу будто бы вышла Васнецовская Богоматерь, несущая грешному миру своего Сына. А ее большие, полные печали и любви карие глаза заглядывали прямо в душу Белке — печально и в то же время вопрошающе и строго.

И сейчас, спускаясь мимо Андреевской церкви, напоминающей растреллиевской легкостью пропорций Смольный собор в Петербурге, она вспомнила свою безумную поездку в Северную столицу с большеголовым академиком. Господи, кто бы ей раньше сказал, что все так кончится.

Нет, не было мучений совести и бессонных ночей. Просто что-то оборвалось внутри. Белка всегда понимала, что она в этой жизни не более чем обычная удачливая стерва, всегда добивающая того, чего хочет. И ее это устраивало. Но теперь ох как много отдала бы она, чтобы вернуть те детские годы, те нежные письма, того ласкового Максима, который перебирал на полянке ее ярко-рыжие космы…

Нет, сегодня же надо ехать. Купить клочок земли в Квинсленде и смотреть с утра до ночи, как по огромным волнам, накатывающим на континент вдоль всего Большого барьерного рифа, с утра до ночи скользят смелые сёрферы…

Смешно, что и говорить.