Люба попросила мужа устроить ей встречу с Кравцовым в официальной обстановке. В учреждении, где пропадает всякая охота шутить.

– Иначе он ничего не расскажет.

– Почему ты так думаешь? – удивился Градов.

– Он скрытен, хотя и балагур, – кивнула Люба на снимок Кравцова. – Любит женщин и спиртное, шумные компании. Но пацан, который живет по понятиям. «Своих не бросаем». Кравцов, конечно, все расскажет, но мы потеряем время. А у тебя в кабинете он мигом поплывет. Я знаю таких людей. Тем более Горелов мертв. Да и скрывать там особо нечего. Нам просто нужен мотив: почему Горелов зациклился на какой-то собаке настолько, что убил двоих ни в чем не повинных людей?

– Хорошо, я попытаюсь это устроить, – кивнул Градов.

Жена помогала в работе его отдела в качестве внештатного консультанта-психолога, поэтому проблем не возникло. Кравцов, не понимая, что он такого натворил, раз им заинтересовалась Федеральная служба безопасности, враз запаниковал.

– Я все удалю, клянусь! Да все их чурками называют! Я ничего такого не имел в виду, не надо мне шить разжигание межнациональной вражды. – Люба поняла, что Кравцов позволил в своем блоге нелицеприятные высказывания в адрес гастарбайтеров.

Сейчас ведь все ведут блоги и в выражениях не стесняются, а некоторые блогеры и откровенно хайпуют, чтобы привлечь подписчиков. Люба вздохнула:

– Михаил, это вы не мне будете объяснять. Я с вами хотела поговорить о вашем друге.

– О друге? Каком еще друге? – Кравцов вытер вспотевшие лоб и щеки. Его рука с носовым платком заметно дрожала.

Он выплачивал ипотеку, осталось меньше половины, жена была на пятом месяце беременности, на работе карьера шла в гору. И вдруг все потерять? Кравцов не был к этому готов.

– Валерий Горелов, знаете такого?

– Ах Валерка… – Кравцов облегченно вздохнул. – Так мы давно не общаемся. Он странный какой-то стал после больницы.

– Оно и понятно: третья группа, – усмехнулась Люба.

– Я пытался его вытащить из его норы, – принялся оправдываться Кравцов. – Звонил ему, писал в вотсап. Но вы поймите: у меня семья. Жена беременная, – попытался он надавить на жалость.

– Расскажите про собаку, – попросила Люба.

– Про какую еще собаку?

– У Горелова ведь была собака. Что с ней стало?

– Ах это… – Кравцов заметно напрягся. – Так ведь дело-то закрыто.

– Вы имеете в виду дело об избиении Горелова? – подалась вперед Люба. – Вы знаете, кто его бил и за что?

– Валерка сказал – соседи, – нехотя признался Кравцов.

– Соседи?! Но за что?!

– Я ведь ему говорил: не бери ты этого пса. Проблем мало? Ты же работаешь с утра до ночи. Ну заведи бабу, если скучно. Так нет: затащил его в машину. Привез в Москву, на съемную квартиру.

– Откуда привез?

– Мы как-то сняли коттедж на майские праздники. Расслабиться захотелось. Кто в Турцию свалил, да, на мой вкус, море там в начала мая еще холодное. Это ведь еще до пандемии было, – усмехнулся Кравцов. – Сейчас понятно: какая там Турция. Хотя могут и открыть… – оживился он и мечтательно облизнул губы. Люба поняла, что перед ней любитель All inclusive, и мигом вернула Кравцова к интересующей ее теме:

– Про собаку.

– Она бегала на рынке в ошейнике с обрывком веревки. Ее, похоже, били, вот и сбежала. Бок в крови, ухо одно разодрано чуть ли не напополам. Мы туда за мясом заехали, на шашлык, на этот местный рынок. А по рядам носится большой черный пес, видать голодный. Вроде бы красивый, но хвост бубликом. Помесь. Мне он сразу не понравился. Есть собачки ласковые, есть умные, а этот дурной. Но Валерка и сам дурной, раз так к нему прикипел. Он его подманил, дал кусок мяса. Пес ему руку лизнул. Валерка и растаял. По-моему, в нем кто-то впервые признал хозяина. Валерка ведь тютя.

«Этот тютя убил троих, причем зверски», – невольно подумала Люба.

– Короче, затащил он этого грязного окровавленного пса в мою машину, – продолжал Кравцов. – Чуть не разругались вдрызг. Спелись они. Валерка его звал сначала просто: пес. А потом Друган. По-моему, единственным, кого Горелов любил, был этот Друган.

– А как же женщина?

– А, Маруся…

– Маруся? Несовременное какое-то имя.

– Ей нравилось. Она ведь за иностранца мечтала выйти. А этим нравилось. Прибилась она к Валерке временно, когда с деньгами перебои возникли. Это я их познакомил. У меня с ней тоже было, да только я калач тертый. Девка та еще б…, извините. Хлебнешь с ней. Понятно было, что они разбегутся. Маруся красотка, не модель, но что-то в ней есть, мужики к ней так и липнут, а Валерка – тютя. Но он и к ней прикипел. Дурак, одним словом. Она его голыми руками взяла, словно бездомного пса: приласкала, Горелов и растаял. Друган ее, понятно, возненавидел. Ревновать стал. А она его. Друган ей в туфли гадил. Пес и так-то был не подарок, а как баба в квартире появилась, и вовсе стал дурной.

«Похожая история и у Маслова, – отметила Люба. – Только Маслов собаку усыпил».

– Они на работу – а собака давай выть. Такие концерты закатывала. И ночью тоже выла. Марусю из квартиры изживала. Валерка же скорее с жизнью был готов расстаться, чем со своим Друганом. Его раз предупредили, два. Соседи.

– Он вам об этом говорил?

– Да, пару раз. Мол, у него конфликт с соседями, они против него, похоже, объединились. А в его подъезде оказался активный парнишка, из папиных сынков. Крутой такой весь. Друган Валеркин его девку как-то напугал, кинулся на нее и зубами клацнул. Я ж говорю: дурной был пес. А Валерка на рожон полез, мол, в своей квартире я делаю что хочу. Кому понравится, когда за стенкой целыми днями собака воет? Да еще и зубами клацает. Не у всех нервы крепкие. Да и девка разнылась: ее собака в детстве напугала, аж заикалась. Закатила своему парню скандал, мол, мужик ты или нет. Сделай что-нибудь. Похоже, поучили Валерку.

– Почему он не сказал об этом следователю?

– И что дальше? У пацанов предки крутые, все москвичи. Они вон на мотобайках гоняли, бабки спускали только так. А у Валерки временная регистрация, еще и инвалидность теперь. С кем судиться и на какие шиши? Да и не мог он ничего доказать. Слова, что слова? А соседи все были в сговоре, и все в один голос твердили: так ему и надо. Его ведь предупреждали. Надо было послушать. Усыпил бы пса или в питомник отдал. Родителям, наконец, отвез. Я знаю, мать у него жива, где-то в провинции прозябает.

– И что случилось с собакой, пока Валерий был в больнице?

– А что случилось? – Кравцов отвел глаза. – Маруся съехала, у нее наконец срослось. Закономерно все.

– Я не про женщину, про собаку.

– Ну, подохла. – Кравцов упорно не смотрел на Любу.

– Ее отравили?

– Скорее не кормили, – криво усмехнулся Кравцов. – Маруся ключи соседям кинула: теперь это ваша печаль. А у меня самолет. Валерка в больнице. Она ему врала, что все хорошо, собачка в порядке, соседи присмирели. Ей уже все по фигу было.