— На Марс, — понимающе кивнул Алексей.

— Не, на Венеру, — ответил парень серьезно. Но, заметив смущенное выражение лица Просвирина, расхохотался. — Классно я тебя подколол, а? Ха-ха!

Алексей облегченно выдохнул и сам улыбнулся.

— А я и поверил, — сказал он. — Не знал, что и думать…

— Потому что наивный, — почти нежно сказал парень. — Как и все земляне, впрочем. Ну конечно, на Марс улетаю! Зачем мне Венера?!

«О, Господи! — мысленно вздрогнул Алексей, — псих-шутник. Веселая комбинация».

— Хочешь, полетим за компанию? — спросил Просвирина парень. — Мне как раз нужен помощник.

— Я бы с радостью, — грустно ответил Алексей, который уже понял, что парень не опасен. — Да у меня тут дочка.

— И дочку бери.

— А жена? Как же дочь без матери оставлять?

— Бери жену.

— Мне ее и здесь за глаза хватает, — хмыкнул Просвирин. — А на Марсе и подавно.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами парень.

Просвирин подумал, что надо бы вызвать скорую, но почему-то вместо этого спросил:

— Слушай, а как там у вас?

— На Марсе? Хорошо. После того как всю интеллигенцию вырезали, очень даже хорошо.

— Как вырезали?! — вздрогнул Алексей. — За что?

— Долгая история… Но если вкратце, то поспорили как-то два наших философа о Боге.

— У вас есть религия?

— Здрасьте! — удивился парень. — Конечно, есть. И не одна. Так вот. Один философ утверждал, что если в душе нет Бога, то его место занимает дьявол. Так сказать, по умолчанию. В общем, довольно распространенная точка зрения. А второй едко спрашивал: «А если в душе нет дьявола, то по умолчанию выходит, там Бог?» И утверждал в свою очередь, что если в душе нет Бога, то и дьявола нет. Потому что одно от другого неотделимо. Если ты впустил в душу Бога, впустил и дьявола. И наоборот, впустил дьявола — впустил и Бога. Нет света без тьмы и нет тьмы без света.

— И что?

— Все раскололись на два лагеря. Все население планеты втянули в спор. А ведь до этого вроде тихие были, никого не трогали. В итоге пошла такая заварушка, что пришлось их всех убить, чтобы не баламутили воду. И очень хорошая жизнь началась.

— Выходит, философы виноваты?

— Выходит, так. Кстати, вполне вероятно, что они специально хотели народ извести.

— Это еще зачем?

— Не любит интеллигенция-то народ.

— Зато народ интеллигенцию — очень даже, — хмыкнул Просвирин.

— Нет, но народ об этом открыто говорит, а интеллигенции не положено. Вот она и давит в себе свою нелюбовь. А что происходит, когда что-то долго давишь? Правильно, выброс. Вот они и вкинули эту дискуссию про Бога. Ну, так как?

— В смысле?

— Летим?

Просвирин улыбнулся и покачал головой.

— Как знаешь, — шмыгнул носом парень.

Он выкинул докуренную сигарету, встал и зашагал прочь. Видимо, в сторону космического корабля, летящего на Марс. Когда он исчез из виду, Просвирин едва не хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Это же тот самый парень, который вместе с ним был на сцене. Значит, его что, не разбудил гипнотизер? Вот те раз.

Финальную часть представления Просвирин помнил плохо, ибо чувствовал тогда такой прилив сил и счастья, что вообще выпал из реальности.

«Так надо же спасать парня, — подумал Алексей, — он же и останется идиотом до конца жизни. А как спасать? Надо отвести в больницу. Или милицию. Пусть ищут гипнотизера. Или сами разгипнотизируют».

— Эй! — крикнул Просвирин куда-то в пустоту и завертел головой, ища глазами фигуру марсианина, но того и след простыл. Как будто уже улетел.

Просвирин шел по улице, размышляя о нелегкой доле потенциального убийцы-маньяка. Что делать дальше, он не знал. Это было странное чувство. Чувство космического одиночества. Такое, наверное, могло быть только у марсианина, застрявшего на Земле. Все, что было до этого знакомым и родным, вдруг оказалось чужим и неприветливым. Куда он идет, он тоже не знал. Шагал по Фадеевску, стараясь держаться переулков, проулков, проходных дворов. Но спину не горбил и воротник не поднимал. Он был похож на преступника, который только идет на преступление: избегает лишних встреч, но еще не прячется. В какой-то момент Просвирин понял, что ходит по кругу — Фадеевск был слишком мал для беспечной прогулки, куда глаза глядят. Посмотрел на часы — была половина третьего. Просвирин резко изменил направление и направился к дому.

После второго нетерпеливого звонка щелкнул замок и дверь открылась. Жена была в каком-то пестром халате, который он до этого не видел.

— Ну, что встал? Заходи, — сказала она, отходя слегка в сторону. — Только давай по-быстрому. У меня еще дела. И не вздумай буянить. Здесь тебе не лесопарк. Ты моего брата знаешь.

— Сколько инструкций, — презрительно скривил губы Просвирин, проходя внутрь.

Из кухни вышел брат Ольги, среднего роста, но широкий в плечах. Он сложил руки на груди и встал, прижавшись спиной к стене. Взгляд его не выражал ничего, кроме угрозы. Рот что-то жевал.

Просвирин не стал ему даже кивать. Просто прошел в свой кабинет. Оглядел полки с книжками, пианино у стены. Сел на стул. И вдруг почувствовал усталость, которая давным-давно не посещала его. Это была та усталость, когда влажнеют ладони, усиленно бьется сердце и все тело становится слабым и безвольным. Он посмотрел на стол. Все осталось нетронутым: стопка книжек, железная пепельница, в которой еще лежали старые окурки, несколько ручек, ножик, который он использовал для чистки карандашей, листки бумаги, раскрытый альбом с репродукциями…

— Ну что, так и будешь сидеть? — сказала жена, заглянув в комнату. Затем крикнула брату: — Дим!

— Чё? — раздался мрачный голос брата.

— Ну, хоть ты ему скажи, что мне надо через полчаса уходить.

— А где Полина? — неожиданно спросил Просвирин.

— А тебе зачем? Ну, у себя в комнате.

— Можно мне ее увидеть?

— Не надо, — отрезал неожиданно появившийся брат жены.

— А ты теперь уже и за мою дочку решать будешь? — обозлился Просвирин.

— И давай чуть поживее, Викторыч.

— Я тебя тыщу раз просил не называть меня Викторычем, — раздраженно сказал Просвирин. — Либо по имени-отчеству, либо просто по имени — я не против, но не вот это вот деревенское «Викторыч». Я тебе что, бригадир стройотряда, что ли, или колхозный сторож?

Брат жены пожал плечами и исчез.

Просвирин встал, взял спортивную сумку из шкафа и стал собираться. Когда вдруг почувствовал, что чего-то не хватает.

— Оль! — крикнул он.