— У него болела задница? — неуверенно спросил капитан.

— Господи! Ну при чем тут задница?! Я же образно. У него, может, душа болела.

— А у вас?

— Что?

— Ну, а у вас что-то болело?

— Не знаю, — растерянно пожал плечами Федулов.

— «Не знаю», «не знаю», — передразнил его капитан. — А еще интеллигентный человек. Что вы вообще знаете?!

Вместо ответа Федулов заерзал на стуле с таким ожесточением, как будто хотел втереться в него и исчезнуть.

Сержант устало потер переносицу. Потом выдохнул, откинулся на спинку стула и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. В эту секунду дверь отворилась и вошел майор Мартынкин. Просвирин, который до этого с большим интересом слушал историю убийства какого-то Зильберштерна, быстро переключил свое внимание на пошедшего. То, что это был Мартынкин, он понял сразу: следователь был в соответствии с фамилией похож на мартышку — у него были большие оттопыренные уши и нос плюшкой.

— Здравствуйте, — кивнул он Просвирину и сел за стол. — Вы ко мне?

— Да, собственно… я — Просвирин. Вот.

Алексей протянул свою повестку.

— Ясно, — сказал Мартынкин, не глядя на листок.

Просвирин, не зная, что делать с повесткой, положил ее на стол.

— Ну и денек, — сказал Мартынкин, уткнувшись в бумаги. — Сплошные трупы. Да, Андрюх?

Капитан за соседним столом, услышав свое имя, кивнул. После чего перевернул лист с показаниями и протянул Федулову ручку.

— Прочитайте. И здесь, где «с моих слов записано верно», подпись поставьте.

Федулов приподнялся, как будто отлип от стула, и, не читая, поставил подпись.

— Куда теперь? — спросил он тихо.

— В Египет на экскурсию, — ответил почему-то за капитана Мартынкин.

— Не понял, — удивился Федулов, переводя взгляд с капитана на майора и обратно.

— А что непонятного-то? — продолжил Мартынкин, не поднимая головы. — За убийство у нас полагается бесплатный тур в Египет за счет убитого.

— Товарищ майор шутит, — сжалился над Федуловым капитан. — А вы, блядь, совсем разум потеряли со своими мобильными в заднице.

И громко крикнул:

— Дежурный!

Едва Федулова увели, капитан встал, оправил китель и снова сел, уткнувшись в бумаги.

— Ну что, товарищ Просвирин? — поднял глаза на Алексея Мартынкин. — Дело-то нехорошее вырисовывается.

— А что случилось-то? — спросил Просвирин, чувствуя, как роль обвиняемого Федулова, словно незримая мантия, опускается на его плечи.

— Один труп в лесополосе. Другой — в речке.

— Ну и при чем тут я?

Мартынкин выдержал долгую паузу, в течение которой усердно сверлил глазами Просвирина. Просвирин выдержал этот взгляд, хотя и не без труда.

— Да, может, и ни при чем, — сказал Мартынкин и, видимо, устав буравить Алексея, отвел глаза. — Но мы должны все проверить. Вы же не будете отрицать свое признание во время гипнотического сеанса?

— Да дался вам этот сеанс! — воскликнул с досады Просвирин.

— Дался, — успокоил его Мартынкин. — Дался. Начнем с трупа в речке. Убитый — гражданин Кубарев. Знаете такого?

— Первый раз слышу.

— Ну, это понятно. Убит он был полгода назад, шестнадцатого апреля, тупым предметом по голове.

— Откуда такая точность?

— А он семнадцатого апреля должен был быть на дне рождения у жены. Не появился. А в кармане у него был мобильный, на который шестнадцатого апреля поступили деньги. Там же была квитанция об оплате. Версия с ограблением, раз мобильный не взяли, отпадает. Убит, кстати, довольно изощренно. Ему уши отрезали. И тут хошь не хошь, а вспоминается ваша пламенная речь на сеансе.

На этих словах капитан за соседним столом то ли хмыкнул, то ли хихикнул. Просвирин невольно обернулся на него, затем снова повернулся к Мартынкину.

Тот тем временем взял в руки ручку и занес ее над чистым листом бумаги.

— Иными словами, что вы делали шестнадцатого апреля сего года?

— Я? — растерялся Просвирин. — Да как же я могу помнить? Это вообще какой день недели был?

— Среда.

— Так, наверное, в школе был.

— Записываю, — сказал Мартынкин и стал писать. — Был в школе.

Закончив, поднял глаза.

— Незадачка. В этот день школа была закрыта на карантин из-за свиного гриппа, а вы, выходит, несмотря на отсутствие учеников, все-таки в нее пошли.

Капитан за соседним столом снова хмыкнул.

— Да я просто не помню, — растерялся Просвирин. — Вот вы сказали, и я вспомнил.

— А еще что вспомните? — ехидно спросил Мартынкин. — Может, Кубарева?

— Кубарева не вспомню, — упрямо сказал Просвирин.

— Ну а где ж вы все-таки были?

Просвирин уставился на стену и стал шевелить губами, вспоминая, но ничего не вспомнил.

— Наверное, дома, — пожал он плечами.

— Записываю, — снова как-то угрожающе произнес Мартынкин. — Был дома.

Написал и поднял глаза.

— А вот жена утверждает, что вас в тот день дома не было.

— А она что… уже давала показания, что ли? — растерялся Просвирин.

— Вчера. Ну, так как?

— Тогда я не помню.

— Путаетесь, ох, путаетесь, — покачал головой Мартынкин.

— Да четвертак ему вкатать, и дело с концом, — равнодушно сказал капитан, не поднимая головы.

— Да что «путаюсь»?! — закричал Просвирин майору. — Я вас сейчас спрошу, что вы делали шестнадцатого апреля, вы что, вспомните?

— Конечно, — удивился майор. Он вытащил ящик стола, достал какую-то тетрадку и перелистал ее.

— Вот, — сказал он, найдя нужную запись. — 12.00 — совещание у товарища полковника, 15.00 — обед, 16.00 — допрос обвиняемого Дудко.

Просвирин застыл, хлопая ресницами. Потом опомнился.

— Ну не у всех же есть такие дневники.

— И очень плохо, — сказал майор, убирая тетрадь. — Было бы только легче, если б каждый имел такой дневничок.

— Подождите, но моя жена могла что-то перепутать. И потом, с чего вы вдруг верите ей? Она же заинтересованное лицо или как там это у вас называется.

— Заинтересованное лицо заинтересовано в выгораживании. А здесь все наоборот.

— Так, может, она заинтересована как раз не в выгораживании.

— С чего бы? — насторожился майор.

Просвирин подумал, что объяснить это будет как-то сложно. Не врать же, что она мстит за супружескую измену или еще что-то. Начнешь врать, потом совсем запутаешься.