В слово «этот» Ната сумела вложить зашкаливающую дозунегодования.

– Ты о ком? О некромаге, на которого не действуют твоирожицы? – бесцеремонно спросил Меф.

Вихрова попыталась дать ему подзатыльник, но Буслаевпригнулся.

– Ну и где этот слабоумный Мамай? Сейчас я не прочьпроехаться с ветерком! – крикнула Ната и, выскочив на дорогу, замахаларуками.

Мамай появился почти сразу. У джипа был измятый вид. Подправым дворником торчал номерной знак грузовика. Заметно было, что хан не терялвремени даром.

Всю обратную дорогу Ната утверждалась. Жертвами еестрастного взгляда стали четыре специалиста по наружной рекламе,устанавливающие у дороги щит, три гаишника и двадцать два шофера, по винекоторых произошло огромное количество мелких аварий.

Метод мрака – истомить, измотать человека множеством мелких,досадных, но в сущности ерундовых наскоков и, лишив сил, нанести единственныйвыверенный удар.

«Книга Мрака»

Дафне с каждым днем становилось все хуже. Если в первые дниэто видел только Мефодий, то теперь это замечали все. Даже Арей хмурился,мрачнел и как-то, не пожалев пачкать о такую дрянь меча, сгоряча зарубилнасмешника-суккуба, попытавшегося явиться к нему в облике Даф. Прежде суккуб нераз проделывал этот фокус, и всякий раз ему сходило с рук.

Глаза у Даф запали. Под ними появились синие тени. Волосы,прежде невесомые, взвивающиеся к потолку при всяком легком дуновении ветра,тускло и тяжело лежали на плечах. В движениях появилась несбалансированность.Они то замедлялись, то становились слишком быстрыми, суетливыми.

Яд убитой Депресняком мавки начал уже разлагать ее сущность.Дафна вспыхивала без всякого повода, кричала на Мефа, на Мошкина, а за обедомзапустила в Улиту тарелкой, когда та сказала, что есть мясо с кровью, конечно, замечательно,но лучше все же добавлять в кровь немного мяса.

Мефу тоже приходилось непросто. Раньше Дафна вытягивала егоиз пучины уныния, теперь же она повисла на нем якорем, и уже Мефодий вынужденбыл вытягивать Дафну и сидеть с ней ночами. Она то проваливалась в забытье, торывком садилась на кровати и, глядя на Мефа невидящими глазами, говорила:

– Я желаю от человечества только одного. Чтобы онооставило в покое меня и всех, кто мне дорог. Я выхожу из человечествадобровольно. Слабоумные ублюдки, которые изобретают ракеты, убивают детей иживотных, рубят леса, выкачивают из земли ее недра, – мне не братья.

Меф не понимал, к кому обращены эти слова и почему Дафна,страж света, считает себя частью человечества. Хотя он и не пытался этогопонять. Он знал, что уже через пять минут Дафна начнет требовать сырого мяса, аесли не дать ей мяса, вцепится зубами себе в руку.

Бывало и другое. Дафна, прежде не боявшаяся смерти, теперьначала ее бояться. Как-то под утро она вдруг вскочила и, уставившись в пустойтемный угол комнаты, где клубком змей ползали неясные тени, спросила:

– Нас убьют? Скажи: убьют?

Она провела ладонями по своему телу – молодому, сильному итеплому телу, пульсирующему жизнью. Грустно и тяжело расставаться с телом. Дажесо старым и дряхлым, едва таскающим ноги – больно, унизительно и мучительно.Если уж и со старым телом не расстаться, то что говорить о другом – дышащемжаром и юностью?

Меф, как мог, успокоил ее.

– Ты не умрешь. Что за ерунда? – сказал он.

«Я за тебя эйдос отдам!» – хотел добавить он, но промолчал,почувствовав, как дарх, точно учуявший что-то сторожевой пес, звякнул цепью.Нет, не стоит говорить ничего лишнего! А то еще, пожалуй, Тухломон встанет,вставит тощие ноги в узенькие туфли и припрется с блокнотом. Не хотелосьбеспокоить старичка.

Сам Меф не сломался до сих пор лишь благодаря воле, котораябыла у него как стальной трос. Даже когда он пытался поджать ноги, воля недавала ему упасть, держа его прочно, как альпиниста держит его страховка.

Дарх измучил его так, что Меф не ощущал уже даже боли иотносился к дарху с молчаливой холодной ненавистью. Сам он старался спать какможно меньше, зная, что однажды может не проснуться. Дарх не выпустит его изпелены сна и будет терзать кошмарами, пока он не отдаст ему эйдос.

Бывали минуты и даже часы, когда Мефодий подолгу смотрел насвой дарх. Тот тоже выглядел ссохшимся, как стручок гороха, и шевелился гораздоменьше, чем раньше. Продолжительный голод истомил и его. Буслаев и его дархсмотрели друг на друга, как обессиленный тигр и изголодавшийся пятиметровыйудав, запертые в одной клетке. Одно неуловимое, никем больше не замеченноедвижение, и они сплетутся в узел смерти.

Дни шли. Меф не считал их. Зачем? Что это меняет? Разве счетдней делает его лучше или хуже? Возвращает здоровье Дафне? Помогает бороться сдархом? Так продолжалось, пока однажды утром Мефодий не ощутил вызов Эссиорха.В первую минуту он отмахнулся от него, но хранитель был настойчив.

Тогда Меф взял с собой Дафну, которая тащилась за ним, то идело останавливаясь и дергая руку, как упрямившийся ребенок, и отыскал Эссиорхав сквере. Хранитель сидел к ним спиной на верхней ступени уличной лестницы, покоторой кто-то то и дело проносился на роликах. Буслаев и Дафна подошли к нему.Эссиорх даже не обернулся. Опытный хранитель не смотрит глазами. Глазами можнолишь уточнить впечатление – не более.

Рядом с Эссиорхом Меф обнаружил радостного молодого человекас веснушками. Точнее, молодой человек обнаружился сам. Он подошел к Мефу итолкнул его в грудь. Очки молодого человека задиристо блестели.

– Я Корнелий! А тебя я знаю! Ты Мефодий Буслаев!Немедленно сдавайся или отсчитывай шесть шагов. Я покажу тебе, как…

Эссиорх мысленно заткнул ему рот носком, за мгновение доэтого исчезнувшим с ноги узбека, продающего газеты метрах в пяти от них.Корнелий стал отплевываться. Узбек с удивлением шевелил голыми пальцами.

– Не обращай внимания! – устало сказал ЭссиорхМефу. – Это новый связной света! Если бы он сражался на дуэли со всеми,кого вызывает, Москва была бы уже завалена трупами.

– Ты трус и негодяй! Я тебя тоже вызываю! Вначале тебя,а потом Буслаева! Или буду драться сразу с двоими! – заявил КорнелийЭссиорху.

К Корнелию, подозрительно приглядываясь, подошел узбек игрубо вырвал у него из рук свой носок. Корнелий и его вызвал на дуэль. Теперьон собирался сражаться сразу с троими. Эссиорх успокоил его и насильно усадилна скамейку.