Все собравшиеся ошеломленно уставились на него. А затем Козловский прищурил глаза и покачал головой, недоверчиво улыбаясь.

— Все наксиды? — буркнул он. — Слишком смешно.

— Да ведь наксиды — самые большие ортодоксы по части праксиса, — заметил Тарафа. — Во всей их истории не было ни одного восстания.

— Они же стайные животные, — добавил Козловский. — Они всегда подчиняются авторитетам.

— Они не посмеют сорвать футбольный матч, — провозгласил Манцини и со вкусом допил свой эль.

— Тогда что же означают их действия? — спросил Мартинес. — Другого объяснения я не вижу.

— Это не значит, что его вовсе нет, — рассудительно заметил Козловский. — Может быть, Фанагия решила научить своих солдат брать вражеские суда на абордаж. Может быть, они просто так осматривают всех новоприбывших. Кто знает?

Тарафа с облегчением согласился со своим голкипером.

— Во всех этих рассуждениях мало проку, — объявил он. — Я не собираюсь гадать, что на уме у Фанагии или у Кулукрафа. — Он повернулся к Мартинесу: — Лорд Гарет, я ценю ваше… усердие. Но мне кажется, что вы дали слишком много воли своему воображению.

— Лорд каплей, — отчаянно оправдывался Мартинес. — Я…

— Пожалуй, нам стоит вернуться к обсуждению завтрашней игры, — решительно заявил Тарафа. — А то мы уж слишком далеко забрались.

Мартинес подавил в себе желание швырнуть стаканом капитану в лицо.

— За нашу победу в игре! — сказал Манцини, поднимая стакан. — От Серенсона к Вилле, от него к Ямане, оттуда к обратно к Серенсону и от него к Дигби — и гол!

Мартинес выпил вместе со всеми, пытаясь заглушить отчаянные беззвучные вопли, раскатывающиеся под сводами его черепа.

Засиживаться за ужином он не стал, и когда каплей предложил еще раз посмотреть записи игры с командой «Пекина», Мартинес извинился и отправился к себе в каюту. Оттуда он отправил письма офицерам, с которыми был здесь знаком, с предложением встретиться в одном из здешних баров. Сейзман не отозвался, Минг извинился, что не сможет, Арагон ответил, что принимает завтра участие в турнире по у-шу и поэтому должен лечь пораньше. Айдепон готовился к соревнованию по фатугу. Прийти смог только Мукержи. Судя по звукам, проникающим в микрофон, он уже находился в баре.

Мартинес нашел его в Притоне, темном, дымном и шумном местечке, где грохотала музыка и непрерывно шли танцы. Мукержи пропустил три порции выпивки, просматривая на нарукавном экране Мартинеса сделанные им записи и выслушивая его комментарии к ним. Выслушав, он дружески обнял Мартинеса за плечи.

— Я всегда знал, что ты сумасшедший! — весело объявил он. — Ты совсем сошел с ума!

— Скажи хотя бы своему капитану! — перекрикивая музыку, закричал Мартинес. — Я могу сейчас дать тебе эти данные! Может быть, он сумеет спасти свой корабль!

— Совсем сошел с ума! — повторил Мукержи, приглядываясь к парочке девушек-кадетов, стоящих у стойки бара. — Если это последняя ночь, когда мы на свободе, то стоит получше поразвлечься. Тебе какая больше нравится — рыженькая или та, что рядом с ней?

Мартинес извинился и отправился на кольцевую станцию.

Может быть, он и вправду сошел с ума, думалось ему. Ни один офицер не разделял его подозрений относительно наксидов, и не исключено, что они правы, а он несет ахинею. Немыслимо, чтобы самый послушный и преданный праксису вид внезапно восстал против его закона.

Ему пришлось признать, что он не любит наксидов, да и не любил никогда. Нельзя не согласиться и с тем, что это было просто предубеждением. Может быть, он дал своим антипатиям слишком много воли.

Он опять подумал о группах наксидов, расхаживающих по проходу кольцевой станции, и при мысли о них им овладела холодная уверенность в своей правоте.

Нет. Он не может ошибаться. Наксиды собираются захватить их корабли. Может быть, у них есть другие причины сделать это, не имеющие отношения к восстанию, которые просто не приходят ему в голову, но захват состоится, это несомненно.

И если кто и предотвратит его, то только Мартинес.

Он вернулся в свою каюту на «Короне» и связался с Алиханом.

— Что скажете, господин?

— С капитаном ничего не получилось. Да и со всеми прочими тоже.

Алихан ничуть не удивился.

— Я поговорил со старшим механиком.

— И?

— Махешвари согласен с вашей светлостью, — Алихан говорил осторожно, учитывая, что их могут подслушивать.

Мартинес вздохнул. По крайней мере с ними есть еще один человек.

— Очень хорошо, — ответил он. — Дай мне знать, если… — он замолчал, не зная, что сказать, и неловко закончил: — Дай мне знать, если что-нибудь случится.

— Слушаюсь, милорд.

На дисплее Мартинеса замерцал оранжевый знак окончания передачи, и он выключил нарукавный экран.

Раздевшись, он аккуратно повесил одежду в крошечный стенной шкаф, не сомневаясь в том, что делает это в последний раз, и лег в постель.

В его голове роились планы спасения «Короны», но все совершенно несерьезные.

От Серенсона к Вилле, от него к Ямане, оттуда к обратно к Серенсону и от него к Дигби, подумал он.

И гол!

Стоя вместе со всем экипажем возле люка «Короны», Мартинес провожал аплодисментами футболистов, которые под предводительством Тарафы отправлялись на игру. Тарафа, одетый в безукоризненно белый спортивный костюм с эмблемой «Короны» на груди и приколотыми на плечи капитан-лейтенантскими погонами, улыбался и махал руками, как будто он уже выходил на стадион, где на него смотрит десять тысяч болельщиков. Игроки шагали вслед за Козловским.

— «Корона»! «Корона»! — скандировали провожающие. Мартинес хлопал, пока не отбил себе ладони.

Команда затрусила к остановке кольцевого поезда, который довезет их до подъемника. Замыкал шествие тренер, Манцини. Лейтенант Гарсия, одетая в белую траурную форму, закричала, размахивая над головой своей фуражкой.

— Пойдемте! — выкрикивала она. — Давайте поддержим «Корону»!

Почти все провожающие тут же ринулись вслед за командой, оставив на корабле только кадетов, которым положено было провести этот день на борту, и Дитриха с его напарником Хонгом, сильно удрученных перспективой заниматься охраной судна, пока вся команда развлекается.

Так им и надо за то, что они такие большие и красивые, подумал Мартинес. Поскольку из всей команды посторонние чаще всего видели охранников, стоящих на люке, Тарафа поставил их на это место, имея в виду скорее их импозантную внешность, а не особые таланты по части защиты судна.

Сама лейтенант Гарсия, хлопая в ладоши и подбадривая устремившуюся за футболистами корабельную команду, оставалась около люка. Когда все разошлись, она подошла к Мартинесу.