шелковые рубахи, башибузукские халаты и финикийские лапсердаки и знай — нахваливал свой товар. Но мне нужно было или приличное имперское хаки, или...

— Архалук! Вон тот! Если найдете приличную каракулевую папаху... — я захрустиел купюрами.

Багдасару как будто бензиновый двигатель в афедрон вставили, он заметался по помещению, мигом поняв, чего я хочу, и через секунду передо мной аккуратной стопкой лежал горский костюм — бешмет, архалук, вполне приличные штаны, яловые сапоги — ичиг не нашлось — сменное белье и даже — кинжал в ножнах!

— Ай, молодец! — не удержался я. — Большой рахмет, Багдасар!

— Нет, вы слышите, что говорит этот человек, которого я совсем недавно считал достойным покупателем? Он говорит "рахмет" — как будто находится в каком-то кишлаке, а не в самом древнем городе Старого Света, жители которого первые! Первые! Первые приняли истинную веру! Запомните раз и навсегда, Сергей Боз-кур-то-вич — ШНОРАКАЛЮТЮН!!! И никаких рахметов! Давайте ваши деньги и проваливайте! — он сунул мне в руки стопку одежды и, едва не пуская искры из глаз, злобно глянул на Никола и Ваагна: — В следующий раз думайте, кого приводить!

На улице, после того, как я переоделся, Никол сказал:

— Могли и зарезать. Это ты, когда у баалитов в квартале будешь, что хочешь говори. А у нас по-башибузукски не стоит. Не любят у нас этого.

Какие, однако, страсти!

* * *

Конечно, разбитая и местами синяя физиономия никуда не делась. Но — горец есть горец, мало ли — с коня упал или с другим джигитом на узкой дорожке схлестнулся. Кинжал есть, папаха есть, лошадь — найдется, да и в таком крупном городе, в общем-то... Нет, конь, определенно, был нужен. Но это — дело дня завтрашнего. Сейчас я мечтал о том, чтобы поесть и в приемлемом состоянии отправиться на поиски Царёва и Стеценки. Потому и шел следом за провожатыми, поглядывая по сторонам. И выглядел я вполне прилично.

Город был колоритный, со своей душой. Мощеные плиткой улицы, яркие мозаики на стенах, веревки с чистым, сохнущим бельем и одеждой над головами, почти полное отсутствие транспорта — за исключением редких повозок и фургончиков. Народ здесь передвигался больше пешком, и даже ночью Шемахань жила своей жизнью, отряхнув знойную хмарь южного дня.

Резко бросалась в глаза разница между зажиточными районами коренных шемаханцев и кварталами баалитов — в основном ведущих свое происхождение от басмачей и башибузуков. Баалиты жили скученно, тесно, в глиняных саклях, подобных тем, что я видел в Касабе. Они перенесли свой быт и свою культуру из кишлаков и аулов в этот древний город — и это чертовски не нравилось коренным его обитателям. Точно так же, как и жилища, отличался внешний вид тех и других. Шемаханцы — и мужчины, и женщины — предпочитали светлые или яркие цвета — белый, красный, синий, желтый. Они украшали наряды вышивкой, украшениями, орнаментом, мужчины носили широкие пояса поверх шаровар и рубах, а женщины — длинные, но подчеркивающие фигуру платья. Костюм же баалитов был мне вполне знаком: полосатые халаты, чалмы, тюбетейки, шаровары...

Конечно, отличить бедняка-шемаханца от бедняка-баалита было практически невозможно: лохмотья интернациональны по самой сути своей! И, конечно, немало было людей — в основном, интеллигентных профессий -которые предпочитали одеваться на западный манер. По крайней мере, пока мы шли по залитому светом электрических — между прочим! — фонарей главному проспекту, я встретил несколько таких господ, и перепутать их с арелатцами или аппенинцами было проще простого. Если не учитывать, где я находился.

Никол и Ваагн привели меня в чайхану, и мы ели плов, пили зеленый чай и закусывали всё это медовой пахлавой. И никого не смущало, что эти кушанья были насквозь международными, распространенными от гор Бодсамтхо до Финикии. Я осоловел от сытной еды, пряных ароматов, медленной и тягучей музыки, шума и гама и привалился спиной к обитой мягкой материей стене.

— Деньги давай, — вдруг протянул ко мне руку Никол.

— Так, — напрягся я. Блаженная нега покинула меня моментально, ей на смену пришла подозрительность и настороженность. — А к Баширу?

Моя правая рука уже скользнула в необъятный карман штанов, нащупывая рукоять пистолета, но невозмутимый провожатый тут же разрядил обстановку:

— Так вон она, его гостиница! — он ткнул жирным и сладким пальцем мне за плечо, указывая за окно, на другую сторону улицы. — Мы мимо нее проходили, когда сюда шли!

XХVI КРИПТИИ

Вычислив местонахождение гостиницы Башира, врываться в нее и бросать чепчики в воздух от радости я не торопился. Рекогносцировка и маневры — вот две ключевые составляющие любой операции. Я наворотил дел на острове и повторять такие кретинские подвиги в Шемахани не собирался. А потому — отпустив своих провожатых, занялся разведкой и сбором информации.

На самом деле я совершал моцион по городу и пил кофе — сначала у шемаханцев, потом у баалитов, потом — снова у шемаханцев. Видит Бог, у меня глаза на лоб лезли от количества выпитых чашек с этим бодрящим напитком! Ходил-то я по площадям и улицам никак не меньше трех часов...

Шемаханцы употребляли кофе со щепоткой какао, баалиты — с корицей и розовой водой. Конечно, это зависело от того, какого уровня была кофейня. В заведениях похуже ни о каких изысках мечтать не приходилось: все пили жженую черную сладкую жижу и мечтать не смели о большем. Пили — и ненавидели друг друга.

Ненависть пропитала долину Шемаха и готовилась выплеснуться через край — и это было страшно. Я чувствовал это всеми фибрами души, и аналогии роились в моем мозгу: Эвксина перед мятежом имперских добровольцев, Мангазея во время инцидента в институте благородных девиц, Яшма перед штурмом городского стадиона... И Сан-Риоль, конечно.

Теперь липкая, черная злоба клубилась в Шемахани. Баалиты и шемаханцы готовы были вцепиться друг другу в глотки, и, кажется, катализатором для этого послужила моя эскапада на острове Ахтамара. Как будто сорвало клапан у парового котла, и кипящее его содержимое уже начало вырываться наружу, грозясь превратить обычную поломку в настоящую катастрофу.

Костюм горца позволял мне оставаться условно нейтральным также, как и костюм пограничника во время путешествия в Новый Свет, на крайний Север. Беда была в том, что дили я понимал с пятого на десятое, а по-шемахански и вовсе не разумел ни слова. Кроме одного — "шноракалютюн", конечно. Но не заметить заколоченные, заложенные кирпичами и закрытые ставнями окна, кучки