Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. Но разве не опасно жить без ворот?
– В дополнение к замку на входной двери я добавлю ещё одну дверь с замком ко входу в гостиную. Всё будет в порядке.
Следующие две недели рабочие трудились с утра до вечера. Они посадили розы вдоль низкого забора, а в саду – вечнозелёные кусты, цветы и стелящийся по земле можжевельник.
В последний день работы Сонджу дала служанке конверт с деньгами, чтобы помочь оплатить свадьбу сына. Спросила:
– Ты хочешь себе на память что-нибудь из вещей Кунгу?
Поблагодарив Сонджу, служанка положила конверт в сумочку.
– Я бы хотела его чашку. Можно? Я буду пить из неё и думать о хозяине.
– Тогда она твоя.
Сонджу взяла руки служанки в свои, чувствуя мозолистые, выпирающие суставы. Она вновь вспомнила о том, как плохо ей было после смерти Кунгу. Служанка сжала её руки в ответ.
– Берегите себя.
– Ах да, чашка.
Сонджу взяла в кухне чашку и подходящее блюдце и завернула подарок в бумагу. Вручая сверток служанке, она сказала:
– Спасибо за то, что исполнила своё обещание. Ты была так… ох, я сейчас заплачу, так что лучше пойду к себе.
Она начала плакать, ещё не дойдя до комнаты. Она услышала затихающие всхлипы служанки. Затем – щелчок замка на входной двери.
Вытерев глаза, Сонджу подумала о том, как впервые встретила эту неулыбчивую служанку и как прикипели они друг к другу за прошедшие годы. За это она была ей благодарна.
В следующую субботу к ней пришла Мису. Сонджу так долго её не видела, что уже давно смирилась с окончанием их дружбы. Она гадала про себя, к чему этот внезапный визит.
Будничным тоном, как будто они не виделись всего неделю, Мису сказала:
– Ворот теперь нет. Ты правда чувствуешь себя в безопасности?
– Да, вполне. Не приходится каждый раз ходить к воротам, когда кто-то приходит.
– Это работа служанки.
– У меня её нет. Да мне и не нужно.
Сонджу ожидала, что та будет спорить, но Мису, похоже, наконец смирилась с тем, что Сонджу делает, что ей вздумается. Вместо этого Мису говорила о своих детях и муже. Затем непринуждённо заметила:
– Одноклассники спрашивали о тебе.
Сонджу не стала уточнять, что Мису им ответила. А та не спрашивала о её работе в Зале, но это было неважно. Сонджу сказала:
– Бизнес закрылся, как и планировалось. Я больше не работаю.
Мису тут же выдохнула:
– Ох, это хорошо, – и сразу исправилась: – То есть… с деньгами ведь проблем нет?
– Да, я справлюсь.
– Я хочу, чтобы ты знала: ты моя лучшая подруга.
Занятно, что Мису почувствовала необходимость убедить её в этом, подумала Сонджу. Она так и не поняла, зачем Мису решила встретиться с ней после всех этих лет, но она не зацикливалась на этой мысли: больше это значения не имело.
После долгой летней разлуки Сонджу и госпожа Чхо в течение двух недель ежедневно бродили по улицам, компенсируя потерянное время. Они ходили за покупками, посещали галереи в поисках многообещающих художников, ходили в кино, музеи и книжные магазины. Часто посещали рынок в районе Суннемунгу, где все слои населения смешивались в обилие красок, звуков, запахов и диалектов.
Глядя на товар на прилавках, Сонджу вспоминала японскую оккупацию, войну между севером и югом, революцию и растущую тревогу нации по поводу военного режима, маскирующегося под гражданское правительство. Несмотря на все эти тяжёлые события, страна выжила, как и ожидалось.
Прошло девятнадцать лет после капитуляции Японии, что стало финалом Второй мировой войны и завершило колониальную оккупацию Кореи. На улицах Сонджу видела, как крутятся колёса прогресса: тут и там можно было встретить автомобили, произведённые в Корее. Высотных зданий становилось всё больше. Строились отели. Товары фабричного производства – бельё, повседневная одежда, ткани самого разного цвета и дизайна, – продавались на рынках и в магазинах. Всё больше мужчин и женщин носили одежду в западном стиле. Люди жаждали продуктов из Японии и Америки, если могли их себе позволить. Повсюду были видны следы влияния Америки – не только среди военных, но и в повседневной жизни. Правительство занималось не только репрессиями: оно выполняло своё обещание поднять нацию с колен и превратить её в развитую страну.
Моя дорогая Чинджу!
Я так по тебе скучаю. Не знаю, где ты сейчас живёшь, но мне хотелось бы, чтобы ты жила здесь, в Сеуле.
Недавно я шла по улице в Мёндоне и вдруг почувствовала знакомый запах. Я сразу поняла, что это: на прилавке продавались жареные кузнечики и воробьи. Это напомнило мне, как твоя тётя готовила воробьёв прямо во внутреннем дворе – это была её любимая закуска. Госпожа Чхо сказала как-то, что люди в Сеуле считают кузнечиков здоровой пищей, дающей много энергии. Мясо воробьёв здесь тоже считается деликатесом. Для меня это кусочек Маари.
Я часто думаю о своём времени в Маари. Я узнала там много нового о людях и жизни в целом: жаль, что я тогда не ценила это по достоинству. Меня утешает мысль, что ты сейчас находишься с хорошими людьми, которые искренне тебя любят, но что мне делать с запахом жареных кузнечиков, который я не могу выбросить из головы?
Хотела бы я быть сейчас с тобой. Я скучаю по тебе и по Маари – по месту, где ты родилась.
Сонджу шла в кофейню в Мёндоне на встречу с госпожой Чхо. Разноцветные листья падали с деревьев со вздохом смирения. Уличные торговцы жарили на прилавках каштаны и сушёных кальмаров. Проходя мимо, Сонджу вдохнула аромат, подумав о Кунгу и их последней ночи вместе, когда он чистил для неё жареные каштаны. Он сказал тогда, что любит её. Мысли о нём больше не приносили грусти – даже на двенадцатую годовщину его смерти. Иногда она всё ещё говорила с ним вслух, рассказывая, что с ней всё хорошо.
После кофе Сонджу и госпожа Чхо прошлись до галереи, которую часто посещали. Они направились к центральной секции, где обычно можно было встретить владельца галереи.
Под мягким искусственным светом