купол к молодняку выпускали двух-трёх живых кроликов, и они несомненно проявляли охотничий инстинкт. Правда, кролики погибали скорее не от когтей стаи, а дохли просто от измора после долгой беготни и попыток где-нибудь спрятаться.

Родительский инстинкт тоже дал сбой. Первые самки, выросшие под куполом, даже не пытались высиживать яйца – хотя нападали, когда яйца пытались у них забрать. Впрочем, вероятнее всего, это потому, что к тому моменту они уже догадались, что содержимое яйца отлично можно съесть, если расколоть прочную скорлупу…

Рассказ Элис сух и бесстрастен; изложение фактов, без лишних подробностей. Из десяти лет существования института уже седьмой год самки и самцы содержатся раздельно, после того, как подросшая номер восемь, одна из самых перспективных по состоянию здоровья, принялась калечить молодых самцов, выцарапывая им глаза. Теперь раз в год назначенные пары сводят; разумеется, под контролем, но даже самый предусмотрительный подход ничего не гарантирует: иной раз вы получаете оплодотворённое яйцо, но чаще – пустышку. Иногда вы получаете убитого или искалеченного редчайшего птерогоминида, лишение премии и строгий выговор от вышестоящих. Тем не менее, число вальдских страфилей понемногу растёт; уже идут разговоры о необходимости четвёртого купола. А когда в ближайшем будущем будет окончательно отлажена процедура искусственного осеменения…

– С этими детьми никто не разговаривал, – говорит Рина скорее самой себе.

– На данном этапе это запрещено. Мы и без того знаем, что они превосходно копируют звуки, даже необязательно речь. Но не подумайте, будто я жалуюсь, – сквозь зубы произносит Элис, почти уже расправившись со своим пивом. – На самом деле Вальд открывает наиболее блистательные возможности.

Рина смотрит на Элис, и в глазах у девушки всё плывёт.

– Ведь вы наверняка уже ознакомились с потрясающими работами наших биохимиков. Некоторые разработки, скажем, препараты на основе костного мозга птерогоминид – иначе как чудом и не назовёшь.

Помолчав, Элис добавляет ещё, медленно и негромко:

– Я думаю, вы понимаете, что гипотеза о высокой разумности этого вида не встретит здесь бурных восторгов.

– Но вы не биохимик, Элис. Вы этолог. Скажите. Вам не хотелось бы вернуться в Страфилев край?

Вот сейчас следует проглотить сдавивший горло комок и сказать те слова, которые Рина давно уже заготовила: «От имени фонда Ибрагима Стахова я приношу вам свои извинения за те обстоятельства, при которых вы вынуждены были покинуть остров Дикий. Теперь за Страфилев край отвечаю я. И я гарантирую вам…»

Элис откидывается на стуле и смеётся.

Этот резкий смех до жути напоминает Рине хохот Саври над тёмным провалом скальной жерловины, перед старой челюстью вечного её врага, бедного Рона Финча.

– Предлагаете мне променять Вальд на эту вашу стылую глушь? Я даже не говорю о том, что с меня там могут запросто содрать скальп, но, господи, вы всерьёз думаете, что я оставлю это р-а-й-с-к-о-е место ради долгих вахт на вашем острове, в хибаре с дровяным отоплением, в компании подсобщика-нелюдя? Моего старика-отца просто кондрашка хватит, когда он узнает, что его дочь окончательно свихнулась. Я согласна. Когда вы хотите, чтобы я приехала? Мне нужно ещё привести здесь в порядок кое-какие дела… Ох, не смотрите на меня так, Арина. Простите… я, правда, уже почти потеряла надежду.

* * *

Через пару дней, накануне своего отъезда, Рина получает от Элис приглашение выпить чаю. Вальдский институт силён и богат; даже одиноким сотрудникам, таким, как Элис, предоставляются пусть небольшие, но всё же отдельные и очень комфортные квартирки в симпатичных малоэтажных домах.

Элис открывает дверь. В простой тёмной майке и пёстрых домашних шароварах, с гораздо более вольным узлом кудрей на затылке, она выглядит моложе своего возраста. Рине приходит на ум, что поразительная учтивость «летнего Рона» объяснялась именно внешностью этой женщины; десять лет назад в её тяжёлых медно-рыжих волосах ещё не было заметных проблесков благородного серебра и наверное не было этих морщинок на лбу и в углах глаз.

Вряд ли можно назвать жильё госпожи Вестмакотт недостаточно комфортным или уютным. А всё же не очень-то похоже, что за два с лишним года Элис пустила здесь корни: кроме книжных полок и забавного зелёного ковра, обстановка кажется немного казённой. Впрочем, кто знает, может, здесь такие правила для проживающих? Рине это неизвестно, да и не очень-то любопытно.

На этот раз беседа сразу идёт не в пример свободнее и без всякого пива. Обе благоразумно не касаются вопроса разумности летуний, но зато Элис пускается в воспоминания о Страфилевом крае, и Арине доставляет удовольствие слушать её. Девушка чувствует, что ей оказано доверие. Возможно, Элис давно ни с кем не делилась такими мыслями.

– Ибрагим Стахов говорил о них, как о мудрых и великодушных созданиях. Люди поумнее меня говорили ему: «Давайте без откровенной ереси, страфили – хищники, убийство лежит в основе их природы». А он видел в них безрассудные, чистые души.

В монографии Гуннара Лейфссона те же самые страфили – осмотрительные и сложные существа, в своём большинстве они терпеливы, решительны. Эту работу критиковали за то, что автор усматривал личную волю там, где поведение можно было бы объяснить инстинктом.

Юзуф Тайхан, – Элис тепло улыбается при этих словах, – наблюдал за физикой их движения. Я не знаю, применяются ли теперь его выводы и рассчёты по биомеханике полёта, но этот мой коллега никогда не уставал восхищаться совершенством их эволюции. Видите ли, он довольно религиозный человек – а среди нашей братии это не так уж часто встречается. Для Юзуфа «эволюция», как ни странно, была синонимом божьего замысла.

Рина понимает, и ей даже жарко делается от этого понимания.

Ну как тут удержаться от вопроса!

– А вы? К каким выводам о страфилях пришли вы? Там, на острове…

– Вряд ли эти выводы можно причислить к образцу научного мышления, – Элис качает головой. – В основном я описывала частности. Но раз уж вы спросили – мне показалось, что они те ещё стервозины!

Обе смеются всласть, благо повод действительно неплох.

* * *

Элис не хочется говорить о существах под куполами, и это можно понять. Она только упоминает вскользь, что по результатам стандартных поведенческих тестов наиболее сообразительные молодые особи показывают приблизительно тот же уровень, что и собакоголовые приматы, и один из сотрудников остроумно прозвал страфилей Вальдского института летучими обезьянами.

После этого они говорят уже только об острове.

Несмотря ни на что, можно перевести дух, похихикать над проделками удивительного каменного козла – батюшки Мэгз и Миньки; узнать, как Ййр в первый и единственный раз попробовал чёрный кофе – и позже нехотя сообщил, что орчара в