Однако в действительности дело против Зиновьева, Каменева и 17 других бывших оппозиционеров рассматривалось не Особым совещанием: 16 января 1935 г. они были осуждены в ходе отдельного процесса[637]. Обвиняемые признались в своем участии в деятельности «Московского центра» или других контрреволюционных групп. Они также признались, что знали о террористических намерениях участников «Ленинградского центра» и всячески их поддерживали, т. е. они признавали, что несут политическую и моральную ответственность за убийство Кирова. Обвиняемые были приговорены к тюремному заключению на срок от 5 до 10 лет.

В тот же день, 16 января, 77 человек из 137 были приговорены Особым совещанием к лагерным срокам или ссылке от 4 до 5 лет[638]. Они были обвинены в принадлежности к «контрреволюционной зиновьевской группе» в Ленинграде, руководимой Сафаровым, Залуцким и другими. В число осужденных входила мать Николаева, его сестры и несколько других родственников, один из соседей Николаева, а также жена Юскина Анна. Из 77 человек 21 отрицал свою принадлежность к бывшим оппозиционерам; 8 человек из них даже не были членами партии[639]. Против них никаких конкретных обвинений не выдвигалось, также не было и каких-либо официальных письменных обвинительный заключений. При Хрущеве все они (кроме одного) были реабилитированы.

Как мы уже знаем, в день убийства вышло постановление, регулирующее процедуры следствия и осуждения лиц, обвиняемых в террористических актах. Такие дела следовало рассматривать в ускоренном порядке, без права подачи апелляций после вынесения судебных решений. НКВД был обязан приводить в исполнение смертные приговоры немедленно после оглашения приговоров. В первые две-три недели после преступления было арестовано определенное количество так называемых белогвардейцев, многие из которых были казнены: видимо, убийство Кирова запустило маховик террора. Однако репрессии против «белогвардейцев» не имели ничего общего с делом Кирова[640]. Кампанию против них следует рассматривать как попытку власти после убийства Кирова запугать потенциальных убийц и показать всю серьезность борьбы с антисоветскими террористами. Вместе с тем процессы по делу мифических членов «Ленинградского и Московского центров», приговоры, вынесенные Особым совещанием остальным зиновьевцам, а также родственникам Николаева, следует рассматривать как попытку властей посеять страх в рядах и реальной, и воображаемой оппозиции. Аналогичную цель преследовало и закрытое письмо Центрального Комитета. Оно рассылалось по партийным организациям и обобщало уроки, которые следовало извлечь из убийства Кирова[641]. Недостаток бдительности сурово осуждался и в письме назывался «отрыжкой правого уклонизма». Партийные организации призывались к чистке рядов от «врагов» партии.

В первой половине февраля 1935 г. в Ленинграде начались массовые аресты людей, обвиняемых в связях с «Ленинградским центром», «Московским центром» и так называемыми зиновьевскими либо троцкистско-зиновьевскими группами. В период с 1 декабря 1934 г. по 3 февраля 1935 г. по этим обвинениям были арестованы 179 человек; в течение следующих двух недель были арестованы еще 664 человека. Помимо родственников и соседей Николаева репрессии затронули и родственников воображаемых сообщников Николаева по «Ленинградскому центру»[642].

Для большинства из них все это закончилось лагерем или ссылкой. Однако скоро начались и казни некоторых арестованных. Так, жена Николаева Мильда Драуле, ее сестра Ольга и муж Ольги Роман Кулишер были приговорены к смертной казни Военной Коллегией Верховного Суда СССР, т. е. тем же органом, который вынес приговоры Николаеву и его сообщникам.

Они были казнены в ночь с 9 на 10 марта. Суд над ними состоялся за закрытыми дверями[643]. В докладе Сталину Ульрих, который был председателем суда и на этот раз, пишет, что он спросил Мильду Драуле, почему она пыталась получить пропуск на совещание ленинградской парторганизации 1 декабря, где должен был выступать с речью Киров. Драуле ответила, что она хотела помочь Николаеву. Когда Ульрих спросил ее зачем, она якобы ответила ему, что «там было бы видно по обстоятельствам». И Ульрих, основываясь на таких показаниях, заключает: «Таким образом, нами установлено, что подсудимые хотели помочь Николаеву в совершении теракта»[644].

Сводный брат Николаева Петр также был расстрелян[645]. Старшая сестра Николаева Екатерина Рогачева 16 января была приговорена к 5 годам лагерей, тремя годами позже «тройка» приговорила ее к расстрелу[646]. Подобные «тройки» обычно состояли из двух сотрудников НКВД и судьи; после 10-15 минут совещания они оглашали приговор по делу или же по группе дел.

На 1 марта 1935 г. в связи с тремя судебными процессами в ссылку (главным образом, в отдаленные места Советского Союза) отправились 913 семей, или 2333 человека[647]. Впоследствии многие из них были заново арестованы и расстреляны. Началась также депортация из Ленинграда так называемых бывших людей, тех, кто занимал определенное положение в обществе при царском режиме: бывшие аристократы, старшие офицеры, полицейские и духовенство. Сюда входили крупные землевладельцы, купцы и собственники недвижимости. К концу марта 1935 г. из Ленинграда депортировали 11 702 таких «лишних людей»[648]. Петухов и Хомчик считают, что в общей сложности в 1935-1938 гг. в Ленинградской области были арестованы 90 тыс. человек, в т. ч. сюда входят и жертвы Большого Террора. Эти данные совпадают с информацией архивов КГБ о количестве арестованных и осужденных в эти годы в целом по стране, что составляет примерно 1,9 млн человек[649]. Машина террора была запущена. Если во всем Советском Союзе в 1934 г. за «контрреволюционные преступления» были осуждены 79 тыс. человек, то эта цифра возросла до 267 тыс. в 1935 г. и 275 тыс. человек в 1936 г.[650] Следует сказать, что казнено из них было сравнительно немного людей. Однако с 1937 г. террор принял действительно гигантские масштабы. Из 1,34 млн людей, осужденных в 1937-1938 гг., больше половины были расстреляны[651].