И встав, она принялась бродить по гостиной, разглядывая картины на стенах. Отчего то меня эта ее непринужденность напрягала. Она вела себя здесь, как хозяйка, хотя мы все еще здесь жили. И я сильно пожалела, что последние месяцы мы находились в этом доме исключительно по ее милости, из жалости можно сказать.

Дирана, словно поняв о чем я думаю, оторвалась от созерцания картин и насмешливо на меня посмотрела. Затем вдруг закашлялась. Да так сильно, что от надсадного звука вскоре встал на уши весь дом.

— Любимая, с тобой все в порядке? — Раздался из спальни обеспокоенный голос Ричарда.

Затем наверху захлопали двери, раздался плач Алары и вскоре вниз уже бежал сбитый с толку и не вполне еще проснувшийся Ричард в халате. Следом мелькнула Эмили, несущаяся в детскую.

Фарит подскочил к загибающейся в кашле Диране и едва успел ее подхватить.

Ричард, увидев названых гостей и меня с ними рядом, сбежал вниз, как ураган. И когда Фарит подхватывал свою дочь, Ричард уже заключал в объятия меня. Дрожа от страха и ненависти к пришедшим, я обхватила его двумя руками, еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

Фарит между тем уже усаживал потерявшую сознание Дирану на диван. Затем принялся рыться в карманах. И отыскав там какой-то флакон, быстро его откупорил, влив содержимое Диране в рот. Через мгновение краска вернулась на ее лицо, и Дирана, глубоко вздохнув, захлопала глазами.

— Ах, опять этот несносный приступ, — капризно произнесла она, топая ножкой в серебристом башмачке. — Отец, когда ты уже найдешь нужное снадобье? Я устала!

— Конечно, конечно, милая, — забормотал перепуганный Фарит. — Я ищу, ты же знаешь.

Мне стало смешно. Такой мачо, гроза всех вокруг, могущественный колдун, а перед дочерью тушуется, как школьник. Фарит суетился, подкладывал Диране под спину подушки и грозно взирал на нас из-под насупленных бровей.

— Что за визиты с утра пораньше? — Спросил ничего не понимающий Ричард. — О чем вы тут беседовали с моей женой в мое отсутствие?

— Спать надо меньше, уважаемый, — ядовито ответил Фарит. — Так и всю жизнь проспите, не заметите.

Ричард отпустил меня и решительно направился в сторону колдуна. Кулаки его сжимались. Через мгновение эти кулачищи уже сомкнулись на горле Фарита. Тот не сопротивлялся. Дирана устало взирала на все это, изящно взмахивая густыми ресницами. Она уже не кашляла, но дышала все равно с трудом.

Затем Фарит щелкнул пальцами, и Ричард отлетел в другую сторону гостиной. И едва хотел встать, как Фарит махнул рукой и тот оказался парализованным.

— Вот так-то лучше, — ворчливо пробормотал колдун и вновь принялся хлопотать возле дочери.

Сверху раздался детский плач, и Фарит тут же встрепенулся.

— Ах да, — легонько стукнул он себя по лбу. — Совсем забыл, зачем я вообще сюда пожаловал. Так вот, расписка.

С этими словами он протянул мне странного вида листок, казалось, сотканный из парчи. Затем в его руках сверкнул небольшой ножичек.

Ричард в углу что-то замычал и беспомощно дернулся. Фарит не обращал на него внимания.

— Не бойтесь, — поморщился колдун, видя, как я с ужасом уставилась на нож. — Вы же понимаете, что подобные расписки пишутся кровью. Дайте руку.

И не дожидаясь, схватил мою ладонь, в одно мгновение сделав на ней разрез. Кровь хлынула из раны. Я ойкнула и побледнела.

— Перо! — Властно произнес Фарит, и в его руке блеснуло черное перо, выдранное из какой-то экзотической птицы. — Пишите!

Он легонько толкнул меня и я тут же приземлилась в кресле. Залитая кровью рука бессильно свесилась, а во вторую Фарит быстро сунул мне перо. Перед моим лицом он поместил чистый пергаментный холст.

«Я, Марина Стейн, мать Алары Стейн, внучки Сармана Реда, даю кровное обещание, что моя дочь Алара никогда и ни при каких обстоятельствах не будет заниматься магией. Если же все таки займется, пусть кровная месть рода покарает ослушницу!»

— Вы поняли? — Удостоверился он, произнеся эти слова. — Вы поняли, что нужно писать?

Дождавшись, когда я кивнул, он продолжил:

— Так пишите! Пишите скорее. Времени мало. Ваш муж вот-вот испустит дух!

Я метнула быстрый взгляд на Ричарда и ужасом увидела, что колдун не врет. Ричард лежал бледный и казалось, уже был без сознания. Не раздумывая больше, я принялась быстро писать. Спустя пару минут я отдала исписанную бумагу Фариту и бросилась к Ричарду.

Колдун махнул рукой, снимая чары, и Ричард зашевелился. Я принялась его поднимать, орошая слезами любимое лицо. Когда я обернулась, ни Фарита, ни Дираны в комнате уже не было. Они исчезли бесследно.

Я позвала Тома и когда тот пришел, мы вместе отвели Ричарда в кабинет. Там положили его на кожаный диванчик у окна и оставили приходить в себя.

Я сразу же бросилась наверх проверить как там Эмили и Алара. К счастью, с ними все было в порядке. Алара весело лепетала что-то, а увидев меня, протянула ко мне ручонки. Я схватила ее и судорожно сжала в объятиях. Я очень, очень надеялась, что не повредила своей дочурке!

Поболтав с дочкой, которая уже вполне понимала отдельные слова и даже некоторые произносила, я вернулась к Ричарду. Все еще бледный и осунувшийся, но уже вполне пришедший в себя, он сидел в кабинете на диванчике.

— Ну что ж, — проговорила я, заходя в кабинет. — Похоже, выезжать из дома больше нет необходимости.

Ричард кивнул, чем-то удрученный.

— О чем думаешь? — Поинтересовалась я у него. — О расписке?

— Да, — признался он. — Я хоть и не мог шевелиться, однако слух не пропал. И что диктовал тебе этот колдун, прекрасно слышал.

— У меня не было другого выхода, — будто защищаясь, ответила я. — Иначе бы ты погиб!

Ричард повесил голову. Я погладила его по густой шевелюре и он уткнулся мне в живот. Так мы просидели какое-то время.

Вскоре к нам пожаловала Ровейна. Причем не одна, а в сопровождении Селины и Серкана. Увидев мошенников на пороге своего дома, я от изумление некоторое время не могла вымолвить ни слова. Однако Ровейна царственным жестом указала им войти. Так они и прошли внутрь, заняв кресла в гостиной. Ричард вышел из кабинета на звук дверного колокольчика и застыл, увидев вошедших.

Те вели себя непринужденно. Они расселись в гостиной, Серкан принялся наливать всем бренди, а Селина начала нахваливать обстановку.

— Мама, — наконец