Да, именно маркером. Для мужчины это было странным ощущением, но я чувствовал себя беременным своей Новой Личностью. И эта беременность только что подтвердилась двумя полосками, которыми для меня стал взлом чероки с номером 666…

Клык приехал в «Кармину», едва сдерживая свое прекрасное настроение. Оказалось, что улыбка делает его довольно приятным человеком – несмотря на обилие шрамов на лице и татуировок по всему телу. Он присел за столик к Свину, который приканчивал десерт, и заказал бутылку виски. Пил он редко, но сегодня был именно тот день, когда выпить стоило.

Работа была сделана на славу, а предложенный Борисом Михайловичем вариант с шизой позволил сильно сэкономить на гонорарах исполнителям. Ведь речь шла не об убийстве, а всего лишь об отборе кейса с деньгами. Под автобус этот придурок бросился уже сам.

Свин поддержал своего главного охранника в плане виски, и они, довольные, стукнулись тамблерами [23], полными льда и 18-летнего «Чиваса», когда на мобильник позвонил адвокат Юровский. Борис Михайлович сначала отпил, и только потом прислонил телефон к уху.

Улыбка его таяла медленно, уменьшаясь пропорционально услышанной информации. А информация была, по меньшей мере, странной. Юровский сообщил, что сегодня, в результате якобы несчастного случая – автомобильного наезда – погиб Владимир Заяц. Причем, труп его опознал не кто иной, как Анатолий Кулешов…

* * *

Я обошел вокруг квартала, вышел к своей машине с тыла, и поехал домой. Морось прекратилась, солнце начало пробиваться сквозь рваную облачность и робко поблескивать в лужах редким, но очень приятным осенним гостем.

Джин обрадовался моему приходу, ткнувшись в левую штанину, и немного поиграл в одногорбого верблюда, выгнув в потягушечках спину. Я взял кота в руки и посадил на правое плечо, на манер пиратского попугая. Джин оттуда ничего про пиастры не мяукал, но с интересом обозревал окрестности, представленные в непривычном для него ракурсе. И пытался не очень больно сгрызть мое ухо.

Усевшись на вертлявое кресло, я щелкнул главной компьютерной кнопкой, и машинка начала просыпаться, радостно гудя кулерами. Котенок осторожно сполз с верхотуры плеча на более привычные и безопасные ноги и принялся грызть кончик ремня, чему слегка надкусанное правое ухо было только радо.

Мой план, лежащий на столе, вдохновлял на подвиги. Причем, вдохновлял не грандиозностью замысла, обещающего мне решение большинства проблем и устранение смертельной опасности, а как раз уже пройденными, и оттого зачеркнутыми, пунктами.

Любое большое дело спорится легче, когда у него появляется собственная инерционность. История и заслуги. Рост и вес. Цвет и запах. И когда начинаешь воспринимать его, как доброго знакомого, а не как «коварного типа гражданской наружности».

Наверное, именно поэтому большинство начинаний глохнут в самом зародыше – у людей не хватает силы дать им настолько хорошего пинка, чтобы количественного выражения такого импульса в секундах/часах/сутках полетного времени хватило бы этому начинанию на обзаведение собственным двигателем.

Пока грузился компьютер, я звякнул Слону, и сообщил, что «закладка произведена», и наркота находится в бардачке машины Свина. Он перезвонил мне через пять минут, ровно в 15.00, пожелав ни пуха, ни пера – механизм заработал.

Гладя кота, я отыскал в интернете адрес головного офиса охранного предприятия «Сфинкс» – на всякий случай. Ибо, если Свина закроют с наркотой, все остальное шуршание, касающееся его самого и его темных делишек, можно смело прекращать.

Несмотря на значительную экономию средств из-за льготной стоимости взлома свинского чероки, денег оставалось, максимум, на пару недель скромного существования. И я, скрепя сердце, разместил на нескольких досках в интернете объявление о продаже своей четырехколесной ласточки.

К пяти вечера долгожданного звонка от Слона, с информацией о результатах операции, все еще не было – и это начинало нервировать. Чтобы чем-то занять свою беспокойную натуру, я поехал в «Сфинкс».

В вестибюле головного офиса охранного предприятия дежурил туповатый с виду охранник, лет 20 с небольшим, своей фигурой напоминавший грузовую «Газель», поставленную на попа (причем, поп тоже предполагался немаленький). Ответить на вопрос, как найти Дениса Калмыкова, моего одноклассника, он отказался, что, само по себе, для меня фатальным не было.

Однако, предложенный им вариант стандартного бюрократического «справок не даем», звучал настолько хамски-оскорбительно и вызывающе-нахально, что, живи мы пару веков тому назад, я был бы просто обязан вызвать его на дуэль. Мало того, что он обращался на ты ко мне, то есть, к незнакомому посетителю, гораздо более раннего, чем он, года выпуска, так еще и в остальных обидных словах показывал свою вопиющую невоспитанность и неоправданную высокомерность.

Еще раз обведя взглядом периметр его монументальной фигуры, я решил, что стрелялись бы мы с ним непременно на пушках, причем, не меньше, чем десятидюймового калибра. Иначе, шансы причинить этому небоскребу повреждения, более существенные, чем незначительная потеря штукатурки, были бы ничтожно малы.

Не знаю, сочетается ли, хоть чуть-чуть, мое личное мнение о хамстве с библейским подставлением очередной щеки или идет вразрез с подобной философией. Но я уверен: хамство – это сорняк, которому не место в цивилизованном обществе.

Поскольку тяпки подходящих размеров у меня собой не было (как и десятидюймового орудия), я хотел уже было нахамить ему в ответ, и даже, упершись в стол, за которым восседал этот Халк, подался вперед, когда мой нос уловил нехарактерный для ситуации запашок.

Нюх у меня всегда был не промах, а тут, в связи с отказом от курения, он вообще распоясался. И, как узник, выпущенный на волю после долгих лет заключения, с жадностью цеплялся ко всяким запахам, ароматам и даже откровенной вони. Ну, на последней-то он надолго не задерживался. Так, отклассифицирует, и летит дальше…

В этот раз, старательно вымываемый, и оттого еле-еле слышимый аромат мой нюх определил в доли секунды. Именно так, только гораздо насыщеннее, пах один мой однополчанин, развлекавшийся энурезом. Дело было в армии, и я уже точно не помню – то ли он взаправду ссался, то ли подпускал в кровать тепленького, чтобы поскорее комиссоваться. Но пахли они, определенно, в одном спектре.

Я, практически взбешенный поведением дежурного, моментально схватил этот запашок за жабры, и самым наглым образом решил попользоваться данной мне свыше синестезией. Для чего и ущипнул себя за левое бедро.

Стрельнуло сразу. И запашок пропал. Причиной столь скорой «заказной» синестезии было, наверное, мое праведное возмущение. А может быть, накопившееся мастерство продвинутого синестезиолога. Или синестизитора? Или синестомана!