Всматриваясь в мое окаменевшее лицо, Бланш ударяет меня кулаками в грудь. Своей никчемной атакой она ни в чем не преуспевает — я даже не шелохнулся.

— Катись! — ревет поверхностная блондинка. — Проваливай! Надеюсь, вы вдоволь насладитесь друг другом, прежде чем ты порвешь с ней, как и со мной! В очередной раз.

Признаться, раньше мне не доводилось смотреть, как Бланш плачет. Это выбивает из колеи, но всего лишь на несколько секунд. Уверен, морщинки на лбу снова разглаживаются, а выражение лица приобретают былую отчужденность и холодность. Я свожу к нулю промежуток, сохранявшийся между нашими телами. Бланш замирает и вдавливается в стену, сродни предмету мебели. Звук кия, попадающего тонким концом по бильярдному шару, отвлекает. Я оглядываюсь на Исайю через плечо. Ему действительно нет дела до моих разборок. Друг больше увлечен тем, чтобы загнать в лузу биток.

— Больше никогда не смей даже здороваться с Каталин, — пригрозив ей пальцем, я утыкаюсь им в яремную ямку. — Ясно?

Она молчит. И дыхания ее тоже не уловить. Будто бы Бланш не доверяет самой себе, опасается сказать лишнее.

— Ясно? — основательно тормошу бывшую, и исключительно после этого она заговаривает:

— Про-ва-ли-вай! — сквозь зубы.

Отодвинувшись, я провожу языком по губам. Чувства, проявляющиеся во мне, новы и кошмарны. Словно все внутренности горят от предположений о том, насколько же страшно было Каталин наедине с этими сучками. По словам роберто, их было пятеро. Господи, пять фурий против напуганной, загнанной в угол девочки… И меня не было рядом.

Это коробит. Я взволнован, пускай и не выдаю этого. Все потому, что подобного я не испытывал даже к Еве. Ведь ее было кому защищать. А кто убережет Каталин от мерзавцев, похожих на того подлого фотографа? Она думает, что заступается за слабых этого мира, но правда в другом — она ещё сама слишком беспомощна.

— Как скажешь, — отвечает за меня Исайя.

Положив ладонь мне на плечо, друг стискивает его. Безмолвно он требует пойти за ним. Я думаю, что еще не полностью прокомментировал низость, к которой прибегнула Бланш вместе с моей кузиной.

— Тебе всегда будет недоставать меня, Маркус. Я единственная мирилась с твоим разрушительным характером. — Экс-партнерша сощуривает глаза. — Себя-то не одурачишь: ты, вероятно, уже презираешь свою недавно проявившуюся уязвимость?

Бланш все не затыкается, а Исайя решительно уводит меня назад. Я безотчетно сопротивляюсь его действиям, но тот буквально вышвыривает за дверь мое тело. Впрочем, это не спасает нас от компании шелудивых мегер. Бланш вылетает вслед за мной. Секундой позже в гулком гвалте гремящего зала звенит серебряный голос сестренки:

— Я была лучшего мнения о тебе. — Пьетра, по-видимому, искренне сопереживает подруге, которая принялась судорожно рыдать.

Ей не стоило этого говорить. И мне не стоило это слышать. Кузина, будто спустила меня с цепи, и если бы не Исайя, сдерживающий мои резкие выпады, я бы точно что-нибудь по ошибке ей сделал.

— Я тоже разочаровался едва ли не во всех, кого знаю в этой гребаной жизни! Твой отец, мой покойный отец, — я просто принимаюсь загибать пальцы, но владелец «Голубых танцовщиц» все равно не позволяет мне сдвинуться с места, — твоя мать, моя мать. Ты! И, может быть, — вперив испепеляющий взгляд в Бланш, заламываю бровь, — я предостерегаю вас обеих насчет отношения к Каталин, потому что она никогда не опустилась бы до такой омерзительности, которой вы не погнушались.

Быстро стерев слезы с лица, бывшая прошествовала ко мне. Уставившись на меня, стала нервно заламывать пальцы. Но от этого ее речь не утратила извечной бойкости.

— Давай, подчеркни еще, как чисты твои намерения, Маркус. Опиши любимую оборванку святым ангелом, чтобы выбелиться перед всеми. Давай! — говорит она тверже и взмахивает рукой. — Ты собрал достаточно зрителей.

Все верно. Музыка и вправду лишилась предшествующей громкости. На нас многие с интересом пялятся. Это делает меня злее и беспокойнее. Почему бы им не наслаждаться дальше устроенной вечеринкой?!

— Каталин — всего-навсего лакомый кусочек, — продолжает за приятельницу Пьетра. — Заветный рождественский пудинг, который ты ещё не попробовал.

Ее вердикт неверен, но неистовствую я так, словно все слова кузины — непреложная истина. Ненавижу, когда со мной разговаривают подобным образом. Она знает, как это бесит, и все же специально раздражает из раза в раз.

— Уходим! — практически кричит на ухо Исайя, против воли увлекая меня к выходу из клуба. — Мы уходим!

Сцепив зубы, я то и дело смотрю через плечо, запоминая горечь и сокрушение, отразившиеся на лице Бланш. Пьетра по обыкновению скрещивает на груди руки. Она не прерывает зрительного контакта сo мной, ни разу не моргнув. Да, моя сестрица в курсе, что я уже давно перестал плясать под дудку ее родителей, и это сводит ее с ума.

— Отпусти! — высвобождаюсь из захвата Исайи, заголосив по-черному, когда мы вываливаемся из «Танцовщиц» на улицу. — Отпусти же!

Друг отдаляется немного, вскинув руки вверх. В его глазах цвета ночи читается абсолютная доброжелательность. Да… Естественно, Исайе не плевать на мою жизнь. Он принимает настоящего меня с багажом недостатков, но за это я и ценю его.

— Мы заключили пари, которое ты проиграл, — удрученный голос друга срывается. — Дело не в Каталин, с которой ты должен был переспать. И не в машине, которую ты потерял, Марк. Пока наша игра имела силу, я неоднократно твердил о зарождающейся в тебе влюбленности. Другими словами, конечно…

Я спешу перебить его:

— Это бред!

Хорошо, что я приказал Роберто отвезти Каталин ко мне домой, и всего этого она не услышит. Несмотря на то, что территория около клуба опустела, я все равно чувствую, что нам следует закрыть тему.

— Нет, не бред…

— Погодите, какое еще пари?! — возбужденно восклицает женский голос позади.

И мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто же подслушивал наш с Исайей разговор. Чертова Пьетра!

___

*1 — Хей-хей-хей! Что такое?! Роберто, подойди! Быстрее же! Быстрее! (итал.)

Каталин

Алистер: «Я знаю о том, что произошло. Ты в порядке?»

«Да, сейчас уже все хорошо. Не беспокойся обо мне».

Алистер: «Знаешь, я сейчас заехал на заправку, но скоро буду проезжать мимо твоего общежития. Если хочешь, можем увидеться? Я привезу тебе кофе».

Потом парень с ирландским произношением присылает несколько смущающихся смайлов. Лежа в кровати Маркуса и прижимая одеяло к груди, я не знаю, как правильно ответить. Мне показалось, что этой ночью мы с Марком, не проронив ни слова о примирении, все-таки сделали шаги навстречу. Ни я, ни он не вправе снова все испортить.