Когда мы с Аленой приехали на нашу старую квартиру, мне ужев кабине лифта стало так плохо, что я прислонился к стенке, хватая ртом воздух.Наверное, мне вкатили слишком уж большую дозу — так можно и в наркоманапревратиться.

Я прекрасно понимал: жизнь моя висит на волоске. После тогокак в кабинете Облонкова, в присутствии заместителя прокурора, у менярассыпались деньги, они вправе были меня подозревать. К тому же у них имелось итакое «доказательство», как пленка, на которой я разговаривал с погибшим банкиром.И мои нерасчетливые выпады против Облонкова не могли остаться незамеченными.Они и не остались незамеченными. Вот убийца и поджидал меня, чтобы поставитьточку в этой запутанной истории. Бедный мой друг помешал им это сделать.

У банкира могли найти какие-нибудь компрометирующие менядокументы. Таким образом, смерть Семена Алексеевича можно было связать с нашимиименами — моим и Цфасмана., А последовавшее затем устранение обоих — сзапоздавшим контрольным ударом моего начальника по заговорщикам. Выгори ихплан, Виталик остался бы жив, передал бы деньги Алене, и все кончилось быхорошо…

Мое доброе имя? Да черт с ним! Только вот жаль, не смог бы яраспутать все это дело с вывозом денег. А у них все было так просто и такгениально рассчитано. Но вот если я ничего не смогу сделать, то, возможно, ещеи пожалею, почему я не оказался на месте Виталика.

Мы поднялись на площадку, подошли к двери, и Аленапозвонила. Через минуту раздались шаги. Открыл Игорь. Увидев нас, оченьудивился.

— Ты почему встал? — набросилась на него Алена.

— Скучно, — объяснил Игорь. — Все время лежать — скучно.Откуда вы приехали?

— Отцу стало плохо, и он позвонил мне, — сказала Алена.

Игорь кивнул. Мне показалось, он обрадовался моему приходу.В этот момент из комнаты вышла пожилая женщина, мать Андрея. Она оцепенела,увидев нас вдвоем. Да еще Алена держала меня за руку. При виде своей свекровимоя бывшая жена вздрогнула и отпустила мою руку.

Я же от неожиданности рот раскрыл; Свекровь сверлила насвзглядом.

— Мы приехали… домой, мама, — пробормотала Алена. — Япредупреждала Андрея, что буду у Леонида.

— Вижу, — сказала свекровь. — Ты провела там всю ночь? —спросила она с усмешкой.

Алена вспыхнула и уже собралась что-то ответить. Я знал, какАлена умеет отвечать, и мне не хотелось, чтобы она из-за меня рассорилась сматерью мужа.

— Алена пришла ко мне, — проговорил я, — потому что мне былоочень плохо. У меня вчера погиб друг. Его убили… вместо меня.

Пожилая женщина пристально смотрела мне в глаза. Говорят,женщины чувствуют, когда мужчины лгут. И очевидно, чувствуют, когда те говорятправду. В конце концов она молча повернулась и ушла в комнату.

— Какого друга у тебя убили? — раздался голос у меня заспиной. Черт возьми, я совсем забыл про Игоря. Я обернулся, но не сумелпосмотреть ему в глаза.

— Погиб один мой сослуживец, — пробормотал я.

— Спасибо, — сказала Алена, — ты, кажется, предотвратилсерьезный скандал. Понять не могу, почему она меня так ненавидит.

А вот мне все было понятно. Ее сын женился на женщине, укоторой уже был ребенок от первого брака. Вряд ли какая-нибудь мать одобритподобный выбор. Я не говорю уж о том, что ни одна мать не останетсяравнодушной, если жена сына уедет на ночь к своему первому мужу. Нам ещеповезло, что Андрей и его мать были довольно интеллигентными людьми. Другие втаких случаях бьют морду или устраивают немыслимые сцены с привлечениемсоседей.

Потом мы долго ждали Андрея, и за это время я успел даженемного подружиться с его мамой. Мы сидели на кухне и пили чай, когда приехалАндрей. Голова у меня все еще кружилась, но я чувствовал себя уже гораздолучше. Андрей — молодец, сразу понял, что произошло, и вкатил мне два укола,после которых мне стало совсем хорошо. Конечно, не настолько хорошо, чтобыпринять участие в забеге на длинную дистанцию, но держать в руке оружие я ужемог. И самостоятельно передвигаться — тоже, что в данном случае было самоеважное.

— Тебе нужно отлежаться, — предупредил Андрей. — Хотя быодин день.

— Успею, — сказал я, вставая. — Если меня будут спрашивать,скажите, что не знаете, где я. Просто не знаете. Вас никто не тронет. А ввоскресенье вы уедете. Первый взнос у вас есть. Остальные деньги я найду.

— Это несерьезно, — попытался удержать меня Андрей.

Он стоял у двери. Алена — у него за спиной. Она обнялаИгоря, обняла обеими руками, словно прикрывая от какой-то опасности. Такими яих и запомнил.

— До свидания, — сказал я. И тут Игорь шагнул ко мне.

— Отец, — он смотрел мне в глаза, — будь осторожен.

— Буду, обещаю. — Я наклонился, чтобы поцеловать его. Все кчерту, я хотел его поцеловать. Я давно хотел это сделать. Впервые за нескольколет я поцеловал сына. Наклонившись, тихо прошептал: — Держись.

— Я тебя люблю, — прошептал мальчик мне на ухо.

Я поднял голову. Еще секунда — и я разревелся бы, потому чтоснова находился на грани нервного срыва. Резко выпрямившись, я кивнул напрощание и вышел. Вышел, даже не попрощавшись с Андреем и не поблагодаривАлену.

Через несколько минут я остановил проходившую мимо машину. Яточно знал, куда ехать. Сначала подъехал к прокуратуре и позвонил по мобильномутелефону Лобанову. Тот очень удивился моему звонку. Я попросил его выйти,сказав, что мне нужно срочно с ним увидеться.

Мы встретились в небольшом кафе недалеко от прокуратуры. И яему все рассказал. Рассказал об Игоре, о подслушанном разговоре, рассказал осмерти Семена Алексеевича, о моей беседе с Цфасманом, о конфликте сОблонко-вым. А также об убийстве Виталика и моем нервном срыве. В общем, ярассказал все, что знал. Нужно было видеть, как менялось лицо Лобанова. Нужнобыло видеть, как он нервничал, слушая мой рассказ.

— Почему вы не доложили обо всем своему начальству,генералу? — спросил он наконец.

— Я написал рапорт. Но вчера ночью очень плохо себячувствовал. Врачи говорят, что у меня был нервный срыв. Мне сделали несколькоуспокаивающих уколов. У меня до сих пор голова идет кругом, — признался я. —Мне нужна твоя помощь. Нужно, чтобы ты все рассказал своему прокурору. ОтДубова мало толку. Он такой же упрямый кретин, как Облонков. Но ты можешь мнепомочь. Расскажи все прокурору, может, он захочет меня принять. Или подастрапорт Генеральному прокурору.

— Я попытаюсь, — проговорил он задумчиво. — А у вас естьдоказательства?

— Нет, — признался я, — у меня нет никаких доказательств.Одни подозрения. Я этой ночью чуть с ума не сошел. Какие еще нужныдоказательства? Они убили сначала Семена Алексеевича, а потом моего друга. Хотяу меня только подозрения, но вполне обоснованные подозрения.