Артур, казалось, наслаждался визитами в нашу лабораторию, а его родители были искренне рады, что его состоянию нашлось логическое объяснение, не имеющее никакого отношения к «безумию». С самим Артуром я никогда не говорил на эти темы, ибо не знал, как он отреагирует.

Отец Артура был человеком рассудительным, и, улучив момент, когда сын отсутствовал, он спросил меня:

— Если ваша теория правильная, доктор, если информация не доходит до его миндалевидного тела, как вы объясните тот факт, что он без проблем узнает нас по телефону?

— Ну, — ответил я, — от слуховой коры — зоны слуха в височных долях — к миндалевидному телу ведет отдельный путь. Не исключено, что он остался неповрежденным. Скорее всего, в результате аварии от миндалевидного тела отсоединились только зрительные центры.

Этот разговор заставил меня задуматься о других хорошо известных функциях миндалевидного тела и зрительных центров, которые с ним связаны. В частности, ученые обнаружили, что, помимо выражения лица и эмоций, нейроны миндалевидного тела реагируют на направление взгляда. Например, если другой человек будет смотреть прямо на вас, сработает одна клетка; если его взгляд сместится на несколько миллиметров — другая; а если он вообще отведет взгляд — третья.

В свете важной роли, которую играет направление взгляда в социальных коммуникациях приматов, это неудивительно. Когда мы чувствуем вину, стыд или смущение, мы предпочитаем смотреть в сторону. Любовники обычно смотрят прямо, враги — пристально и угрожающе. Мы склонны забывать, что эмоции, хотя они и возникают у нас внутри, часто связаны с взаимодействием с другими людьми и что один из способов такого взаимодействия — зрительный контакт. Неожиданно мне в голову пришла интересная мысль: может, у Артура нарушена способность судить о направлении взгляда?

Чтобы это выяснить, я подготовил серию фотографий одной и той же модели, которая смотрела либо в объектив, либо в точку, расположенную правее или левее камеры. Задача Артура состояла в том, чтобы определить, куда смотрит модель: прямо на него или нет. Хотя вы и я можем обнаружить даже малейшие сдвиги во взгляде, Артур был безнадежен. Только когда глаза были явно смещены в сторону, он понимал, что модель смотрит не на него.

Само по себе это интересное наблюдение, но не такое уж неожиданное, учитывая известную роль миндалевидного тела и височных долей в определении направления взгляда[102]. Однако на восьмом испытании Артур сделал кое-что невероятное. Своим мягким, почти извиняющимся голосом он сообщил, что модель изменилась. Теперь это был совсем другой человек!

Получается, бред Капгра вызвало простое изменение в направлении взгляда. Для Артура «вторая» модель была просто похожа на «первую».

— Раньше была дама среднего возраста, — заявил Артур, пристально глядя на оба изображения. — А это девушка.

Позже Артур произвел еще одно дублирование: одна модель была старой, другая молодой, а третья еще моложе. В конце сеанса он продолжал настаивать на том, что видел трех разных людей. Через две недели мы повторили эксперимент с новым набором фотографий, но получили те же результаты.

Как Артур мог видеть лицо одной и той же женщины и утверждать, что на самом деле это три разных человека? Почему изменение направления взгляда порождало неспособность связывать последовательные образы?

Ответ кроется в механике формирования воспоминаний, а именно в нашей способности генерировать устойчивые репрезентации лиц. Предположим, что однажды вы идете в продуктовый магазин, и друг знакомит вас с неким Джо. Вы создаете воспоминание об этом эпизоде и прячете его в дальний уголок своего сознания. Проходят две недели, и вы сталкиваетесь с Джо в библиотеке. Он рассказывает вам забавную историю о вашем общем друге, вы вместе смеетесь, и ваш мозг записывает воспоминание о второй встрече. Проходят еще несколько недель, и вы снова встречаетесь с Джо в своем кабинете — он исследователь и носит белый лабораторный халат, — но вы сразу узнаете его, потому что видели раньше. Во время этой встречи создаются новые воспоминания, так что теперь у вас в голове есть целая «категория» под названием «Джо». Эта ментальная картинка постепенно становится более четкой и обрастает новыми подробностями всякий раз, когда вы сталкиваетесь с Джо. В конце концов у вас складывается точная и надежная концепция Джо — он рассказывает чудесные истории, работает в лаборатории, заставляет вас смеяться, много знает о садоводстве и так далее.

Теперь посмотрим, что происходит с человеком с редкой формой амнезии, вызванной повреждением гиппокампа (другой важной структуры в височных долях). Такие люди абсолютно неспособны к формированию новых воспоминаний, хотя прекрасно помнят все события, которые произошли до травмы. Логический вывод, который подсказывает нам данный синдром, заключается не в том, что воспоминания фактически хранятся в гиппокампе (отсюда сохранность старых воспоминаний), но что гиппокамп жизненно необходим для формирования новых следов памяти. Если такой человек встретится с незнакомцем (Джо) три раза подряд — в супермаркете, в библиотеке и в своем кабинете — он не вспомнит, что видел Джо раньше. Он просто не узнает его. Каждый раз он будет уверен, что видит его впервые, независимо от того, сколько раз они уже встречались, беседовали, обменивались историями и так далее.

Но действительно ли он не помнит о Джо совсем-совсем ничего? Как ни странно, эксперименты показывают, что пациенты с амнезией могут формировать новые категории, выходящие за рамки последовательных встреч с Джо. Если наш пациент столкнется с Джо десять раз и каждый раз Джо будет его смешить, при следующей встрече он почувствует смутное ощущение веселья, но все равно не будет знать, кто такой Джо. Хотя у него не останется никаких четких воспоминаний о предыдущих встречах, он признает, что Джо делает его счастливым. Это означает, что пациент с амнезией, в отличие от Артура, может связывать последовательные эпизоды для создания новых концепций (бессознательное ожидание веселья), хотя и забывает каждый эпизод, тогда как Артур помнит все эпизоды, но не может их связать.

Таким образом, Артур в некотором смысле является зеркальным отражением пациента с амнезией. При встрече с совершенно незнакомым человеком, например с Джо, его мозг создает файл для Джо и сопряженных с ним переживаний. Но если Джо выйдет из комнаты на тридцать минут, а потом вернется, мозг Артура — вместо того, чтобы восстановить старый файл и добавить к нему новую информацию — просто создаст новый.

Почему это происходит при синдроме Капгра? Возможно, связывая последовательные эпизоды, мозг опирается на сигналы лимбической системы — например, «приятное тепло», ассоциированное со знакомым лицом и определенным набором воспоминаний. В отсутствие таких сигналов мозг не может сформировать категорию, устойчивую во времени, и каждый раз генерирует новые; вот почему Артур утверждает, что человек, которого он видит сейчас, просто похож на человека, которого он видел тридцать минут назад. Когнитивные психологи и философы часто проводят различие между типами (все наши переживания можно классифицировать по общим категориям, допустим, люди или автомобили) и их конкретными представителями (Джо или мой автомобиль). Наши эксперименты с Артуром показывают, что это различие не просто академическое; оно обусловлено самой архитектурой мозга.