Пройдя брандвахту и выждав ещё четверть часа, командир эсминца вскрыл пакет и ознакомился с приказом, обязывавшим его скрытно доставить и обеспечить высадку на болгарское побережье группы подпоручика Буртасова, после чего действовать далее по его указаниям. Последнюю фразу он перечитал дважды… Видимо, у вице-адмирала Бахирева были основания поставить свою подпись под такой жёсткой формулировкой, фактически подчиняющей флотского офицера, да ещё и старшего по чину, сухопутному молокососу. Но тем не менее он, старший лейтенант Шрамченко, вовсе не хочет изображать бычка на верёвочке!

— Анисимов, сбегай-ка к нашим гостям, передай их командиру моё приглашение прибыть на мостик.

Сигнальщик ужом ввинтился в люк, и через пару минут подпоручик поднялся наверх. По трапу он двигался уверенно, хоть и без обязательного для всех флотских лихого шика.

— Прошу, Илья Михайлович. — Шрамченко протянул гостю раскрытый портсигар. Ещё на берегу они договорились общаться «без чинов», хотя сейчас старший лейтенант сомневался, не слишком ли поспешным было его предложение.

— Благодарю вас, Яков Владимирович. — Подпоручик аккуратно взял папиросу, достал из кармана зажигалку, чиркнул колёсиком, сложив руки лодочкой, чтобы огонёк не затух. Шрамченко подкурил, подождал, пока собеседник выпустит струйку дыма…

— Как себя чувствуете, Илья Михайлович? — вопрос прозвучал с еле уловимой иронией, которую, впрочем, адресат тут же уловил.

— Вполне нормально. Тем более, насколько я знаю, даже знаменитый Нельсон иногда любил в ведёрко потравить. Так, кажется, сей процесс на флоте называется? Но заслуг адмирала это ведь не умаляет?

— Отнюдь… Я, признаться, хотел поговорить о другом… Насколько я понял, вам предстоит высадка на вражеский берег. Неужели одного пистолета будет достаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности? — Старший лейтенант выразительно посмотрел на кобуру подпоручика.

— Наше оружие — внизу. Вы же видели трофейные ранцы у моих людей…

— Вряд ли туда поместится винтовка или пулемёт.

— Пойдёмте, я покажу, чем мы вооружены. Но сначала позвольте ответить на вопрос, который вы хотите задать и ещё не задали. В приказе сказано, что после высадки вы должны будете выполнять мои указания. Я понимаю, подчинение младшему по чину, да ещё и «сапогу» не доставляет вам удовольствия. Мы уже в море и чужих ушей здесь нет, поэтому могу быть откровенным. «Беспокойный» должен будет поработать плавучим маяком. Мы установим на берегу два фонаря с синими светофильтрами. Вам нужно будет держаться в створе и включить такой же фонарь на ост-норд-ост до подхода других судов.

— …Десант?..

— Вы сами это сказали, Яков Владимирович, — подпоручик вежливо улыбнулся. — Пойдёмте. Я покажу вам наше оружие, заодно обговорим некоторые детали…

* * *

— Обе машины — стоп… — Старший лейтенант услышал далёкий шум прибоя. — Обе — малый назад…

Эсминец замедлил ход, потом совсем остановился и чуть заметно закачался на волнах. Глаза, привыкшие к темноте, различали силуэты, возившиеся на палубе с катером. Потом его спустили на воду, шесть фигур скользнуло вниз, последним забрался матрос-моторист…

Катер исчез в темноте, и Шрамченко осталось только ждать. Ожидание было томительным и долгим, поскольку на часы он суеверно не смотрел. Наконец в темноте зажёгся крохотный синий огонёк, чуть выше и в стороне появился другой…

— Правый — малый вперёд, левый — малый назад… Стоп машины… Обе — малый вперёд… Стоп…

Теперь обе «звёздочки» располагались вертикально, и боцман, развернув в нужном направлении толстую жестяную трубу, в глубине которой прятался мощный фонарь, включил его. Радист уже связался с десантом, рандеву должно было состояться минут через двадцать.

Минуты медленно утекали в прошлое, но, в конце концов, метрах в десяти мимо «Беспокойного» чёрной тенью прошёл десантный «болиндер».

* * *

— Ну что, Иван Иванович, разбегаемся?

— С Богом, Димитр Любомирыч… — Остапец пожал протянутую руку Стефанова и махнул своим бойцам. Через полминуты последний «призрак», оправдывая своё прозвище, растаял во тьме. Поручик, насколько позволяла ночь, оглядел своих «янычар», уже надевших для маскировки прихваченные трофейные штальхельмы, и повернулся к проводнику, дожидавшемуся гостей ещё с вечера.

Антонайос Константинидис, старый рыбак и контрабандист не забыл, как в уже далёком тысяча девятьсот восьмом его, вцепившегося в обломанную мачту своего баркаса, подобрал после шторма русский пароход. Да и вообще к русским он относился не в пример лучше, чем к высокомерно-заносчивым германцам, которых с началом войны здесь стало слишком много, и тем более к ненавистным туркам.

— Пора… идти… много… — грек всё-таки сумел выговорить русские слова и начал карабкаться наверх. Штурмовая рота, поместив в середину небольшую группу добровольцев-болгар, тёмной змеёй поползла за проводником. У роты была особая, очень важная задача и нужно было спешить…

* * *

Несмотря на то, что башенные часы на вокзале давно уже пробили полночь, сидевшему в своём кабинете на втором этаже штаба начальнику Бургасского укреплённого района Георги Абаджиеву не спалось. Неторопливо покуривая турецкую папиросу, генерал-майор смотрел на причудливые завитки дыма в неярком свете настольной лампы и размышлял над недавними событиями, результатом которых стало его смещение с должности командира 12-й пехотной дивизии и назначение на «тихое и спокойное место», где, по словам начальника штаба действующей армии генерала Ивана Лукова, он будет меньше раздражать союзников. Поводом к подобной метаморфозе послужило открыто высказанное мнение Абаджиева о том, что независимое Болгарское царство не прожило и десяти лет, променяв в итоге османское иго на германское рабство. В этом он был не первым, генерал Тошев недавно высказал то же самое в лицо Макензену и был снят с поста командующего армией, несмотря на успешный штурм Тутракана. Так что он, Георги, отделался ещё достаточно легко. Военный министр Калин Найденов, как лакей, выполняет все команды царя Фердинанда и премьера Радославова, но даже и он признал в разговоре, что восстановление справедливости и присоединение Вардарской Македонии, недавно освобождённой от сербов, обошлось стране очень недёшево. Германцы только называют себя союзниками, на самом же деле ведут себя, как наглые захватчики. Под Салониками болгарская армия могла добиться больших успехов, но Фалькенхайн посчитал, что выгоднее проливать там болгарскую кровь, нежели французские дивизии окажутся под Верденом. Население после всех реквизиций скоро будет голодать, но в Германию и Австро-Венгрию без конца идут эшелоны с хлебом, хлопком, шерстью, углём, медной рудой. Далеко ходить не надо, австрийцы, расположившиеся к северу от Бургаса, как ненасытные крысы ползают по окрестным сёлам, отбирая у крестьян последние крохи. А когда он потребовал прекратить грабежи и насилие, австрийский полковник заявил, что ему некогда заниматься подобными пустяками и, нагло ухмыляясь в лицо, посоветовал обращаться впредь по таким вопросам в Софию…