Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнее обстоятельство не ускользнуло от внимания Толстого. Описывая пережитое потрясение от зверского избиения своих соотечественников еврейского происхождения в Кишиневе, Лев Николаевич писал: «В особенности я почувствовал ужас перед главным виновником — нашим правительством с его духовенством, которое будит в народе зверские чувства и фанатизм, с его бандой чиновников-разбойников». Кишиневское преступление — продолжает автор — это только прямое следствие пропаганды лжи и насилия, которую российское правительство ведёт с такой энергией и настойчивостью. Подобно турецкому правительству во время армянской резни, российское, по утверждению писателя, остается совершенно индифферентным к самым ужасным актам жестокости, когда эти деяния отвечают его интересам. Таким образом, великий гуманист прямо указал на катализатор этнической ненависти и резни в империи — целенаправленную политику партии власти.
Будучи трусливой и лукавой, последняя перед судом международной общественности стала всеми силами открещиваться от своего участия в организации сего побоища. Однако позорный факт прямой поддержки правительством погрома, которому посвятил своё гневное обращение Толстой, впоследствии подтвердили современники тех событий: губернатор Бессарабии князь Сергей Дмитриевич Урусов (1862–1937), командующий войсками Одесского военного округа граф Александр Иванович Мусин-Пушкин (1827–1903) и председатель Комитета министров России граф Витте, который относительно последствий этой трагедии высказал весьма проницательное суждение: «Еврейский погром в Кишиневе, устроенный попустительством Плеве, свёл евреев с ума и толкнул их окончательно в революцию…
Из феноменально трусливых людей, которыми были почти все евреи лет 30 тому назад, явились люди, жертвующие своей жизнью для революции, сделавшиеся бомбистами, убийцами, разбойниками… несомненно, что ни одна национальность не дала в России такой процент революционеров, как еврейская». Нещадно убивая своих соотечественников иудейского вероисповедания невежественное население Российской империи, руководимое своими православными поводырями, по сути, нарушили все каноны христианской морали. Во всяком случае, на такие выводы наталкивают следующие размышления российского богослова, поэта, публициста и литературного критика В.С. Соловьева, который писал: «Взаимные отношения иудейства и христианства в течение многих веков их совместной жизни представляют одно замечательное обстоятельство. Иудеи всегда и везде смотрели на христианство и поступали относительно его согласно предписаниям своей религии, по своей вере и по своему закону. Иудеи всегда относились к нам по-иудейски; мы же, христиане, напротив, доселе не научились относиться к иудейству по-христиански. Они никогда не нарушали относительно нас своего религиозного закона, мы же постоянно нарушали и нарушаем относительно них заповеди христианской религии… Вместо того, чтобы прямо в этом покаяться, мы ищем, на кого бы свалить свою вину».
И цитируемый богослов в этом отношении был отнюдь не одинок. Эту позицию разделяли и другие выдающиеся представители русской классической философии. В частности, Н.А. Бердяев писал: «Тут уместно вспомнить имя Вл. Соловьева, который считал защиту евреев с христианской точки зрения одной из важных задач своей жизни. Для нас, христиан, еврейский вопрос совсем не есть вопрос о том, хороши или плохи евреи, а есть вопрос о том, хороши или плохи мы, христиане. Со скорбью приходится сказать, что христиане в этом вопросе оказываются очень плохи, перед высотой христианского сознания они обыкновенно бывали много хуже евреев. Но вопрос о том, хорош ли я, много важнее вопроса о том, хорош ли мой сосед, которого я имею склонность в чем-то обвинять. Христианам и христианским церквам во многом приходится каяться, не только в еврейском вопросе, но и в вопросе социальном, в вопросе о войне, в постоянном конформизме по отношению к самому отвратительному государственному строю. Не имеет никакого принципиального значения вопрос о недостатках евреев». Читая эти строки, невольно задаешься вопросом: на что уповало при воплощении подобной погромной политики в жизнь православно-идеологическое подразделение партии власти Российской империи? Мог ли Бог оставить подобное святотатство без внимания? Видимо, именно столь очевидное, упорное, длительное и повсеместное игнорирование принципов христианского милосердия, образно говоря, переполнило чашу терпения Бога, которому ничего не оставалось более как низвергнуть на головы упорствующих во грехе такое жуткое испытание как Октябрьский переворот (так вплоть до 1927 года именовалась в дальнейшем по официальной советской терминологии «Великая Октябрьская социалистическая революция») со всеми сопутствующими ему бедствиями. И если это предположение покажется кому-то обидным с точки зрения чести православного мундира, то пусть его профессиональные носители найдут более убедительное объяснение столь невиданным мучениям, которые обрушились на головы и души их правоверной паствы.
В полном соответствии с логикой политической жизни Российской империи на смену кишиневскому погрому пришло ставшее впоследствии знаменитым на весь мир «дело Бейлиса». Речь идет о проходившем в Киеве с 25 сентября по 28 октября 1913 г. судебном процессе по обвинению еврея Менахема-Менделя Бейлиса (1874–1934) в совершении ритуального убийства 12 марта 1911 г. двенадцатилетнего мальчика — Андрея Ющинского (1898–1911). Это дело стало жалкой российской пародией на «дело Дрейфуса», ибо в его основе лежали те же чувства, те же мотивы и те же приемы следствия и поведения верховных жрецов отечественной юстиции. На ход следствия в значительной степени оказало влияние нескрываемое предубеждение ко всему еврейскому племени императора Николая II.
Предварительное следствие по обвинению Бейлиса тянулось более двух лет, однако никаких доказательств вины этой очередной жертвы кровавого навета найдено не было. Вместе с тем на кону оказался престиж державы. Империя в лице своих первоблюстителей черносотенного порядка просто не могла подбросить евреям такой козырь, как справедливое правосудие. Это было бы равносильно отказу от коренной природы российской державности. Посему в состоянии полного отчаяния министр юстиции Российской империи Иван Григорьевич Щегловитов (1861–1918) летом 1913 г. пригласил в Петербург одного из корифеев имперского сыска, начальника московского уголовного розыска Аркадия Францевича Кошко (1867–1928) и поручил ему установить «возможно выпуклее все то, что может послужить подтверждению наличия ритуала». После месячного изучения материалов уголовного дела российский «Шерлок Холмс» честно заявил министру: «Я бы никогда не нашел возможность арестовать и держать его (Бейлиса) годами в тюрьме по тем весьма слабым уликам, которые есть против него в деле». И далее многоопытный криминалист и блестящий знаток судебной психологии пояснил министру, почему версия о ритуальном убийстве невероятна: «…евреи прекрасно осведомлены о юдофобских настроениях, что пышным цветом расцвели за последнее десятилетие. Они не забыли и той страшной волны погромов, что еще так недавно прокатилась по России. Как при таких условиях предположить, что евреи, убивая Ющинского, выбрали бы для этого город Киев с его многочисленными монархическими организациями… Как предположить или, вернее, как объяснить, что выбор жертвы пал не на бездомную сироту, а на мальчика, многим хорошо известного. Наконец, как согласовать противоречие: страх перед погромами, с одной стороны, и оставленной чуть не визитной карточки (в виде обескровленного тела и 13 ран на