– Просим садиться.

Хозяйка все еще стояла, мяла фартук. Дети присели подле печи, на низкой лавке.

Медальон на шее Геральта задрожал. Сильно и неудержимо. Бился под рубахой, словно плененная птаха.

– Тот меч, – отозвалась женщина, отходя к кухне, – стоило в сенях оставить. Не по обычаю это – с оружием за стол садиться. Только разбойники так поступают. Ты разбойник?

– Ты хорошо знаешь, кто я такой, – отрезал он. – А меч останется там, где он есть. Ради напоминания.

– О чем?

– О том, что поспешные поступки влекут за собой опасные последствия.

– Тут никакого оружия совсем нет, а значит…

– Ладно, ладно, – прервал он. – Давай друг друга не обманывать, госпожа хозяйка. Сельская хата – сущий арсенал, не один уже погиб от мотыги, а о цепах и вилах я даже вспоминать не стану. Слыхал я даже о человеке, которого прикончили билом от маслобойки. Всем можно причинить вред, если захочется. Или понадобится. И коли уж мы заговорили об этом, то – оставь в покое тот горшок с кипятком. И отойди от кухни.

– Ничего такого я не думала, – быстро произнесла женщина, очевидно, кривя душою. – И там не кипяток, а борщ. Угостить хотела…

– Спасибо. Но я не голоден. Поэтому горшок не трогай и отойди от печи. Сядь там, подле детей. И чинно подождем хозяина.

Сидели они в тишине, прерываемой лишь жужжанием мух. Медальон дрогнул.

– В печи казанок с капустой доходит, – прервала тяжелое молчание женщина. – Вынуть надобно, а то прогорит.

– Она, – Геральт указал на самую маленькую из девочек, – пусть это сделает.

Девочка неторопливо встала, зыркая на него из-под пшеничной челки. Взяла ухват на длинном черенке, склонилась над заслонкой печи. И внезапно прыгнула на Геральта, словно кошка. Намеревалась пригвоздить к стене его шею, но он уклонился, дернул за черенок, повалил девочку на пол. Еще падая, та начала превращаться.

Женщина и две прочих превратиться уже успели. На ведьмака в прыжке летели три зверя: серая волчица и два волчонка, с налитыми кровью глазами и оскаленными клыками. В прыжке они разделились, истинно по-волчьи, нападая со всех сторон. Он отскочил, на волчицу толкнул лавку, волчат отбросил ударами кулаков в утыканных серебром перчатках. Заскулили, припали к земле, ощерив клыки. Волчица дико завыла, прыгнула снова.

– Нет! Эдвина! Нет!

Она свалилась на него, прижимая к стене. Но уже в людском обличье. Превратившиеся девочки тут же сорвались с места, спрятались за печью. Женщина осталась, присев у его коленей, глядя пристыженным взглядом. Ведьмак не знал, стыдится ли нападения или того, что оно не удалось.

– Эдвина! Как же так? – загремел, уперев руки в бока, бородатый мужичина высоченного роста. – Что же это ты?

– Это ведьмак! – фыркнула женщина, все еще сидя на корточках. – Разбойник с мечом! За тобой пришел! Убийца! Кровью пахнет!

– Молчи, женщина. Я его знаю. Простите, господин Геральт. Ничего с вами не случилось? Простите. Она не ведала… Думала, что уж коли ведьмак…

Он прервался, огляделся неспокойно. Женщина и девочки сгрудились подле печи. Геральт готов был поклясться, что слышит тихое рычание.

– Ничего не случилось, – сказал он. – И я не в обиде. Но появился ты вовремя. Отнюдь не преждевременно.

– Знаю, – бородач заметно вздрогнул. – Знаю, господин Геральт. Садитесь, садитесь за стол… Эдвина! Пива подай!

– Нет. Выйдем, Дуссарт. На пару слов.

Посреди подворья сидел бурый кот, при виде ведьмака мгновенно сиганувший прочь и спрятавшийся в крапиве.

– Не хочу расстраивать твою жену и пугать детей, – произнес Геральт. – Кроме того, есть у меня дело, о котором я предпочел бы перемолвиться с глазу на глаз. Речь, видишь ли, идет об одной услуге.

– Что пожелаете, – выпрямился бородач. – Только скажите. Всякое ваше желание выполню, если только смогу. Долг у меня перед вами, большой долг. Благодаря лишь вам живым хожу по свету. Потому как во время оно вы меня пощадили. Вам благодаря…

– Не мне. Себе. Тому, что даже в волчьем обличье ты оставался человеком и никогда никому не причинил вреда.

– Не причинил, это правда. И что мне это дало? Соседи, заподозрив неладное, сразу против меня ведьмака вызвали. Хотя, бедолаги, грош к грошу собирали, чтобы вас нанять.

– Я подумывал вернуть им деньги, – признался Геральт. – Но это могло бы возбудить подозрения. Я дал им твердое ведьмачье слово, что снял с тебя волкулачье проклятие и совершенно вылечил от ликантропии, что нынче ты – наинормальнейший в мире. А такой поступок должен чего-то стоить. Если люди платят за что-то – значит, они в это верят; что оплачено, то становится истинным и легальным. Чем дороже – тем лучше.

– У меня аж мурашки бегают, когда тот день вспоминаю. – Диссарт, несмотря на загар, побледнел. – Я чуть от страху не помер, как вас с клинком серебряным увидал. Решил: последний мой час пробил. Мне же всякое слыхать приходилось. О ведьмаках-убийцах, кровь и мясо любящих. А вы, как оказалось, человек справедливый. И добрый.

– Давай-ка без преувеличений. Но моего совета ты послушался и из Гуаамеза выехал.

– Пришлось, – хмуро произнес Дуссарт. – В Гуаамезе вроде бы поверили, что я – расколдованный, но вы были правы, бывшему волкулаку меж людьми непросто. По-вашему получилось: то, кем ты был, для людей всегда важнее того, кем стал. Пришлось оттуда выезжать, в чужие края идти, где меня никто не знал. Бродил я, бродил… Пока, наконец, сюда не попал. И тут с Эдвиной познакомился…

– Нечасто случается, чтобы двое териантропов соединились в пару, – покачал головой Геральт. – А еще реже бывает потомство от таких связей. Повезло тебе, Дуссарт.

– Это точно, – ощерился волкулак. – Малышки – как с картинки, красавицами растут. А с Эдвиной мы – душа в душу. Без нее мне не жить.

– Она во мне ведьмака сразу узнала. И немедленно была готова защищаться. Не поверишь, кипящим борщом хотела встретить. Наверняка и она наслушалась волкулачьих сказок о кровожадных ведьмаках, до мяса жадных.

– Простите ей, господин Геральт. А оного борща мы вместе попробуем. Эдвина чудный борщ варит.

– Может лучше мне не навязываться, – покачал головой ведьмак. – Детей пугать не хочу, а тем более супругу твою нервировать. Для нее я по-прежнему разбойник с мечом, и странно было бы ожидать, чтоб так вот сразу она прониклась доверием ко мне. Сказала, что я кровью пахну. В переносном, как понимаю, смысле.

– Не совсем. Без обид, господин ведьмак, но отдает от вас кровью ужасно.

– Я с кровью не имел дела…

– Я бы сказал: где-то недели две, – закончил волкулак. – Это старая кровь, мертвая, притрагивались вы к кому-то окровавленному. Есть и более ранняя кровь, где-то месячной давности. Холодная кровь. Кровь рептилии. Вы и сами истекали кровью. Из раны, живой кровью.