— Да! Он!

— Что ты говоришь, предатель! Что ты мелешь! — взорвался старшина. — Сергей Вирский погиб во время бомбардировки возле деревни Ельцово! Ты слышишь меня? Я сам видел его тело. Бомба разорвалась рядом в окопе, и осколок снаряда попал ему прямо в сердце. Что ты несешь, гад!

— Как… — оторопело произнес Фрол.

Смерклого сковал паралич. Он вдруг вспомнил все странности в поведении Вирского. Вспомнил его облик — без шапки на морозе, с распахнутой шинелью. Он был похож на живого человека, но он не был живым.

Вирский был призраком.

— Нет, — прошептал Фрол. — Этого не может быть.

— Тебе не удастся переложить свою вину на духа, — произнес старшина.

— Он принес мне этот топор! — вдруг вспомнил Фрол. — Топор называется чекан. Вирский так и сказал.

— Ты подобрал топор на месте гибели древних воинов, — спокойно объяснил Калинин.

— Погодите! — воскликнул Смерклый. Он лихорадочно стал шарить в кармане. — Вот! — протянул он Алексею раскрытую ладонь. Калинин брезгливо отстранился. — Эту монету мне дал Вирский!

Калинин без всякого интереса посмотрел на предмет, лежащий в ладони крестьянина.

— Это камень, — совершенно без эмоций произнес он. — Самый обычный плоский камень.

Смерклый, выпучив глаза, уставился на округлый камешек, который до этого принял за золотую монету. Господи!

— Неужели свихнулся не Вирский, а я? — уронив камешек на землю, глухо произнес он.

— Иван, — подозвал Калинин к себе Ермолаева. Он что-то прошептал на ухо сибиряку, тот удивленно посмотрел на лейтенанта, но, ничего не сказав, кивнул и ушел. Перед Смерклым остались только старшина и молодой лейтенант.

— За предательство своих соотечественников… — холодно начал Алексей.

Смерклый почувствовал, как задрожали колени. Он со страхом посмотрел на лейтенанта.

— За предательство своих друзей, — продолжил Алексей, — за убийство Штолля, за смерть однополчан…

Он остановился перед следующей фразой, потому что комок в горле мешал говорить. Но это было единственным проявлением чувств командира роты. В остальном Калинин оставался невозмутим.

— …за убийство Николая Приходько приговором полевого трибунала третьей роты рядовой Фрол Смерклый…

Появился Ермолаев. Он что-то нес, но Смерклый от страха не мог понять, что за предмет находится в руках сибиряка.

— Рядовой Фрол Смерклый, — повторил Калинин, — приговаривается к смерти…

Смерклому показалось, что вместе с последней фразой в него влили кружку обжигающей ледяной воды. Она растекалась по гортани, наполнила желудок и сковала живот. От нее по телу во все стороны протянулись тоненькие холодные ниточки, опутавшие мышцы. Фрол не мог выдавить из себя ни слова.

Семен Владимирович протянул руку к Ермолаеву, и тот вложил в нее рукоять огромного двуручного меча, принесенного с места гибели князя Мстислава Удалого.

— Склони голову, — приказал Семен, держа широкий меч обеими руками. Смерклый поднял взгляд на лезвие и увидел, что оно испещрено мелкими точечками мака.

— Вы не смеете поднять руку на земляка! — закричал Фрол. — Немца, фашиста поганого пожалели, а родного советского крестьянина хочете казнить!

— Склони голову, — жестче приказал старшина.

— Вы же до конца жизни не отмоетесь от моей крови! — Глаза Смерклого безумно блеснули. — Земля будет гореть у вас под ногами!

Семен наступил на плечо Смерклому, заставив его наклонить голову.

— Он совсем почернел, Вирский-то! — безумно кричал Смерклый. — Весь черный, с ног до головы! Вы вспомните, что наказали невинного, когда увидите его! Вспомните!

Лезвие рассекло воздух с легким свистом, когда старшина поднял меч над головой. Смерклый повернул лицо к Калинину и выкрикнул последнюю фразу:

— Выпустишь море кровушки, сам в ней и захлебнешься!

Калинин изменился в лице и рванулся к Фролу. В этот момент старшина с размаха опустил меч.

Опустошение.

Вот что испытывали солдаты, двигаясь в тумане, пелена которого заволокла всё вокруг. Жажда мести, переживания и горечь утраты вдруг исчезли куда-то. Они чувствовали себя выжатыми и раздавленными. Ни радости, ни облегчения, ни горя. Никаких эмоций. Только монотонное движение сквозь туман.

Опустошение.

Они осторожно пробирались среди высоких скальных обломков. Редкие сосны с изогнутыми стволами появлялись из тумана, проплывали мимо и пропадали позади.

Спустя полчаса после момента казни Смерклого дымка рассеялась, и глазам Калинина, Ермолаева и старшины предстала огромная, уходящая ввысь отвесная стена.

— Вот она, высота Черноскальная, — произнес Калинин, вплотную подойдя к скале.

— Признаться, я не верил, что она существует, — сказал старшина.

— Видите! — воскликнул Ермолаев, указывая на очистившееся от серой пелены небо. — Я же говорил! Я правду говорил!

Калинин со старшиной задрали головы. Над скалой под звездным небом висела огромная темная планета. Старшина даже присвистнул от удивления. Алексей придержал шапку, которая так и норовила свалиться.

— Мы действительно в сказочном месте, — произнес он. — Но смотрите!

Далеко за лесом поднималось солнце, освещая косыми розовыми лучами и гигантский дремучий лес, и темную скалу перед ними.

— Что всё это значит? — спросил Ермолаев.

— Не знаю, — ответил Калинин. — Наша цель — высота Черноскальная.

Они повернулись к темной скале. В ярких лучах восходящего солнца она казалась еще мрачнее. Поверхность была гладкой, на ней не было ни кустика, ни травинки.

— Мы должны захватить высоту, — напомнил старшина. — Но я даже не вижу, как на нее забраться!

Ермолаев кивнул, соглашаясь с Семеном Владимировичем.

— «Захватить высоту» не означает — забраться на нее, — ответил Алексей.

Он оглядел подножие скалы:

— Пойдемте!

Лейтенант осторожно шел вдоль черной стены, внимательно оглядывая каждый ее квадратный сантиметр. Он остановился, заметив какой-то знак, провел по нему рукой и двинулся дальше. Старшина и Ермолаев в полном неведении послушно шагали следом.

Калинин то наклонялся, подбирая что-то с земли, то вдруг припадал к черной скале, словно прислушиваясь к звукам, раздающимся изнутри. Вскоре старшине надоело бессмысленное блуждание.

— Может, тебе помочь? — спросил он.

— Нет, — ответил Алексей. — Мы на месте.

Он отошел в сторону. В черном монолите виднелся проем в форме арки, закрытый каменной плитой в человеческий рост.