Позже вечером я молила о прощении. Пьяная и отчаявшаяся, сидела с ним рядом и ныла о том, какая я отвратительная мать, говорила, что он заслуживает лучшей жизни. А потом роли поменялись, и это он начал меня утешать и уверять, что все наладится.

Я уснула, упав лбом на кухонный стол. Проспала не больше часа, проснулась глубокой ночью. Побрела в ванную чистить зубы, чтобы избавиться от кислого привкуса.

Но в коридоре услышала странные звуки, доносившиеся с улицы. Как будто шаги. Снова взломщики? Теперь наша очередь?

Быстро вернувшись в кухню, схватила нож для мяса. Руки дрожали, пока я ходила от окна к окну, всматриваясь в темноту.

Ничего нигде.

Из комнаты Фабиана доносился храп.

Раздался какой-то стук, — возможно, сломалась ветка.

Там кто-то в саду.

В этом доме я всегда чувствовала себя в безопасности. Детский страх темноты я давно преодолела, а в Чёпинге привыкла не закрывать двери. Да и жизнь объяснила мне, что самая большая угроза всегда исходит изнутри.

Не задумываясь я открыла стеклянную дверь в сад. Шлепанцы стояли снаружи на коврике, я обулась и двинулась в темноту, зажав в дрожащей руке нож.

— Эй! Кто здесь?

На забор падал свет уличного фонаря. Калитка была открыта. Наверное, я забыла закрыть. Или Фабиан. Или…

Я быстро направилась к въездным воротам, мимо садового сарайчика и груды металлолома, которая была нашей машиной.

— Эй! Кто тут?

Среди темных теней я различила фигуру. Очертания человека.

Я инстинктивно выставила вперед нож.

— Черт, что это ты делаешь? — раздался голос Улы, и в темноте сверкнули его светлые глаза.

— Это ты?

— Мне не спалось, — сообщил он и, не отрывая взгляда от ножа, спросил: — Что ты делаешь? Собираешься меня зарезать?

— Мне что-то послышалось, — ответила я, опуская нож.

И вдруг растерялась: что, если звуки раздавались только у меня в голове? Ула обошел общий двор, проверил велосипедную дорожку, дошел до выезда на «большую» дорогу и заглянул за все заборы. Горластая улица спала глубоким сном.

— Вроде тихо, — сказал он.

— Наверное, мне показалось.

Глядя на нож у меня в руке, Ула подошел ближе. Его парфюм ударил мне в нос.

— Еще раз спасибо, — сказала я. — За сюрприз. Фабиан теперь все время говорит об этой машине.

Ула рукой зачесал назад волосы и улыбнулся. Но потом у него во взгляде появилась тревога.

— Как ты вообще? — спросил он.

Сложный вопрос. Вот бы просто сказать «хорошо» и сменить тему. Но этот вопрос всколыхнул меня, проник куда-то глубоко в сознание. Я сглотнула. И не смогла произнести ни слова.

— Идем, — сказал он. — Я провожу тебя.

Каждая клетка моего тела кричала «нет». Это была безумная идея. И все равно моя свободная рука оказалась в руке Улы, и мы смотрели друг другу в глаза, пока шли через сад.

— Тебе нельзя оставаться одной этой ночью.

После катастрофы

Вторник, 17 октября 2017 года

Часы перемешались. Просто чередуются день и ночь, свет и тьма. Опущенные шторы остановили время.

Сиенна готовит, но никто из нас не может смотреть на еду.

— Я хочу, чтобы мама была здесь, — говорит Белла.

Я выхожу из комнаты, чтобы она не видела, как меня разрывает на части. Бутылка виски почти пустая, но в баре найдется еще что-нибудь, чем можно унять самые сильные приступы горя.

В середине дня приходят коллеги Бьянки. Приносят большой венок, игрушки детям и говорят добрые слова. Я почти никого из них раньше не видел, странное чувство, когда они плачут и обнимают меня. Я понимаю, что это сочувствие, я должен быть благодарен, но мне тяжело находиться среди людей. Я просто не могу стоять на ногах.

Потом приходит директор школы с цветами и открыткой, на которой от руки написаны соболезнования.

— В это невозможно поверить, — говорит он. — Так не бывает.

Именно. Так не бывает, это случается только с другими. Но все же бывает.

— Мама теперь на небе? Как у Пэппи?

Как бы мне хотелось во что-то такое верить.

Впервые в жизни я испытываю нечто вроде тоски по Богу.

— Никто не знает, где сейчас мама, — говорит Сиенна и обнимает Беллу. — Некоторые думают, что люди отправляются на небо, когда умирают. Может, так оно и есть.

Белла растеряна.

— Как ты думаешь, где мама? — спрашивает она.

— Я думаю, что она здесь. — Сиенна обводит рукой комнату. — Она с нами.

Это утешительная мысль, но я ничего не чувствую. Никакого присутствия Бьянки нет. Есть только пустота. В один из букетов вложена карточка с изображением голубки. Витиеватым почерком написано: «Покойся с миром. Жаклин и Фабиан». Я долго смотрю на эту надпись, а потом рву и комкаю карточку. В дверь снова звонят, я прошу Сиенну открыть.

— Я не выдержу.

Как хорошо, что она здесь. Без нее был бы хаос.

Сиенна выходит в коридор с Беллой и Вильямом. Я слышу, как они разговаривают, узнаю голоса.

— Это твои коллеги, — сообщает Сиенна и спрашивает, есть ли у меня силы выйти к ним.

Я справлюсь. Если недолго.

В коридоре Май-Роуз и Рон, взгляды опущены, они принесли маленький цветок в горшке.

— Мы просто хотели выразить соболезнования.

— Мы думаем о вас, — говорит Рон. — О всей вашей семье.

Он дергает себя за усы, когда Май-Роуз передает мне цветок.

— Спасибо.

— Любезно с вашей стороны, — произносит Сиенна.

— О школе не беспокойтесь, — говорит мне Май-Роуз. — Оставайтесь с семьей. Берегите детей.

Мне удается пробормотать что-то в ответ. Им тоже нелегко. Кто знает, как надо вести себя в такой ситуации?

— Я читал, что полиция закрыла дело, — говорит Рон. — Странно. Я звонил им и оставил свой номер. Они сказали, что перезвонят.

— Вам?

Он кивает.

— Рон тоже был в супермаркете в пятницу, — объясняет Май-Роуз. — Он видел Фабиана Селандера и его мать.

Картина в моем мозгу внезапно приобретает максимальную резкость. Рон тоже был в «Ике»?

— На самом деле я пытался сделать вид, что не заметил их, но меня увидел Фабиан, и поздороваться все равно пришлось.

— Где? В самом магазине?

Но мой интерес быстро гаснет. Зачем полиции знать, что Рон поздоровался в магазине с Жаклин и Фабианом?