— Винтерфельд!

— Да, Ваше Высочество, — майор замер истуканом, приказов ожидая.

— Вы, никак, зятем приходитесь русскому фельдмаршалу графу фон Мюнниху?

— Не совсем так, ваше высочество, — смутился Винтерфельд. — Женат на дочери его супруги графини фон Мюнних, от ея первого брака.

— Не важно, — Король отмахнулся, чтоб не сбивали его мысли пустяками разными. — Вы отправляетесь немедленно в Петербург. Отвезете, — Фридрих скрутил с мизинца перстень с бриллиантом крупным, протянул адъютанту, — теще вашей подарок от своего Короля.

Майор смотрел, глаза расширив, не понимая ничего.

— А еще получите в казначействе 15 тысяч ефимков, — продолжал Фридрих, — и передадите шурину своему, графу фон Мюнниху-младшему. Что ж с самим фельдмаршалом делать? — Король задумался. Но ненадолго.

— Придумал, Винтерфельд! — Фридрих аж пальцами прищелкнул от мысли, удачно его посетившей. — Майорат Бюген в земле Бранденбург был пожалован моим царственным отцом князю Меньшикову, а затем отобран ныне сверженным герцогом Курляндским. Посему следует его пожаловать графу фон Мюнниху, дабы казну нашу более не обременять. Нам предстоят великие баталии, а деньги…, — Король поднял палец вверх назидательно, — деньги — это нервы войны! Их нужно беречь! А теперь о главном, Винтерфельд! — подошел к столу. Адъютант поворачивался механически за Королем, храня по-прежнему молчание.

— Вот, — Фридрих протянул бумагу, — сей договор союзный с Россией, препятствующий интересам двора венского, необходимо подписать в Петербурге. Это главное, зачем вы отправитесь в Петербург. И да поможет вам Бог и… фельдмаршал Мюнних.

Вене этот договор был очень неприятен, ибо она надеялась на помощь России в деле возврата Силезии. Тем более, что посол Австрии маркиз Ботта был отозван из Петербурга за несколько месяцев до кончины Анны Иоанновны. Бедная Вена! Один Остерман оставался для защиты ее интересов. Договор, правда, был заключен, но на большее Берлин рассчитывать не мог. Миниха удалили от иностранных дел.

Сюда же Остерман добавил и внутренние дела империи, наговорив Анне Леопольдовне, что, служа постоянно по военному ведомству, Миних с оными незнаком. Дела внутренние передали вице-канцлеру Головкину. Так фельдмаршал, имея титул первого министра, вдруг остался с одной Военной Коллегией, да и то подчиненной Принцу Антону Ульриху.

Все это задело за живое. Недолго думая, Миних заявил Анне Леопольдовне:

— Отставки хочу!

Принцесса, а ныне Правительница, испытывала определенные угрызения совести перед старым фельдмаршалом. Понимала, кому обязана положением своим, ныне столь высоким. Встрепенулась. Упрашивать начала:

— Фельдмаршал, ну полно! Куда вы? Как же вы оставите свою Правительницу? Христофор Антонович, что я буду делать без советов ваших мудрых?

Но Миниха было не удержать.

— Иль верните мне все те полномочия, что пожалованы были Вашим Высочеством, иль отпустите!

Правительница была в растерянности.

А тут масла в огонь подлил Бирон. Сидя в казематах Шлиссельбурга, он давал показания откровенные. И щадить Миниха не собирался. Наоборот! Бирон заявил: «…что он никогда бы не принял регентства, если бы граф Миних не склонял его к этому столь убедительно, что хотел даже броситься перед ним на колени. Он, Бирон, советовал великой княгине остерегаться Миниха как самого опасного человека в Империи, и что если Ея Императорское Высочество отказала в чем-либо, то она не могла почитать себя безопасной на престоле». Как в воду глядел! Словно знал об амбициях фельдмаршала, а может, и следствие само подсказало, «каких» показаний ждут от регента бывшего. Но бумага казенная, лист допросный, это не слова чьи-то пустые. Это серьезно.

Почему уже в марте Миниха поблагодарили, отставку приняли и от двора попросили удалиться. Даже полк его имени передали генералу Левендалю, имя, правда, сохранив. Это был конец его карьеры.

Остается добавить одно. Еще ранее, в декабре, спустя месяц после известных событий, фельдмаршал сильно заболел. Далеко было до его отставки, но Принцесса Анна Леопольдовна, Ея Императорское Высочество, сказала одну очень значимую фразу, в которой заключалось все, что она думала о фельдмаршале:

— Миниху было бы счастьем умереть теперь! Он окончил бы жизнь в такое время, когда находится на высшей ступени славы, которую может достичь частный человек.

* * *

Стокгольм опять бурлил: Образовывались самые разнообразные комиссии риксдага, одна секретнее другой. Все занимались одним и тем же — подготовкой к войне. Известие о смещении Миниха вызвало ликование среди воинственных «шляп». Французскому посланнику не очень-то нравилась эта возня с комиссиями. Граф Сен-Северен был истинным монархистом и более полагался на волю одного человека, хотя бы им был кардинал Флери, а не Король, но не на парламент, это уж точно. Француз требовал от шведов представить ему операционный план предстоящей кампании. Настойчивость его, наконец, оправдалась. В марте Сен-Северена пригласили на заседание тайной комиссии сеймовых членов. Здесь графу зачитали то, что он просил:

«Швеция намерена действовать с силою, чтобы скорее окончить войну и тем уменьшить издержки. Мы намерены послать в Финляндию 30 000 пехоты, так как местность там очень неровная, гористая и изрезана реками, почему кавалерии будет трудно действовать. Армию будет прикрывать галерный флот, который сам будет прикрываться корабельным. В самой Швеции будет оставлен обсервационный корпус, состоящий из армии и флота, чтобы наблюдать за Данией».

Сен-Северен изумился:

— И это все?

Ему подтвердили радостно:

— Да!

Левенгаупт поднялся и произнес:

— Ваше сиятельство, господин посланник. Нами уже разработаны условия мира, которые мы приготовили для русских. Не хотите ли ознакомиться?

Сен-Северен, дворянин и офицер, достаточно времени проведший в боях и сражениях под знаменами Бурбонов до назначения на дипломатическую службу, был настолько ошарашен, что молча махнул рукой, соглашаясь. Лучше бы отказался…

Условия мира зачитывал их автор — епископ Эрик Бенцелиус:

«Если Россия будет просить мира, то не вступать с нею даже и в перемирие раньше, чем прелиминарно не будут уступлены Швеции Карелия, Кексгольм, Выборг, Петербург, Кронштадт, Кроншлот и вся Нева. Основанием настоящего мира принять Столбовский договор, заключенный в 1617 году. Поэтому Швеции и ея союзникам, кроме упомянутого выше, должны еще быть уступлены вся Эстляндия, Лифляндия, Карелия и Ингерманландия, и все принадлежавшие прежде Швеции острова, и сверх того все Ладожское озеро, так что граница должна быть значительно отодвинута к востоку против той, которая была назначена в 1617 году, и идти чрез Онежское озеро до Белого моря». — Бенцелиус торжествующе посмотрел на французского посланника. Сен-Северен молчал. Епископ продолжил:

«Если же шведское оружие потерпит какой-либо урон на сухом пути или на море, или стечение конъюнктур (обстоятельств) стало бы вообще невыгодно для Швеции, то тогда требовать только, чтобы были возвращены острова Эзель и Даго, а также другие острова Финского залива, а также вся Эстляндия, Ингерманландия, Карелия и Кексгольмская губерния со всеми предлежащими к ним городами и крепостями, одним словом, восстановлены границы, которые существовали до 1700 года».