В тот вечер она была чем-то расстроена.

— Что случилось, Таня?

— Понимаешь, у ребят стали пропадать вещи. У однойдевочки плеер, у другой хороший свитер. Вчера пожаловался Миша Андреев. Изкладовки исчезли кроссовки. Кладовка запирается на ключ, но замок очень старый.

— Может, сами посеяли?

— Нет, нет, исключено. Я сегодня решила немногопонаблюдать за кладовкой. Во время тихого часа.

— И что?

— У нас есть мальчик. Из не очень благополучной семьи.Андрюша Мартынов. Он попытался залезть в кладовку, ножиком открыл замок. Явмешалась, но он стал от всего отпираться. Дескать, дверь была открыта, а онхотел взять из своей сумки носки. Да еще нагрубил. С ним вообще тяжелоразговаривать. А на днях он избил соседа по палате. Говорят, отобрал часы.

— А сосед?

— Молчит. Надо что-то делать, пока больших бед ненатворил. Нам только преступников малолетних в лагере не хватало. А отправитьего домой без видимых причин мы не имеем права.

— Если он ворует, значит, кому-то должен толкать, тоесть продавать.

— У некоторых ребят есть деньги, но не так много. Да ине будет у него никто покупать… Может, ты поговоришь с ним? Как милиционер.Тюрьмой припугнешь или еще чем-нибудь.

«Как милиционер… Хорошо, не как прокурор…»

— Тюрьмой детей пугать нельзя. Иначе никто не захочеттуда садиться и они опустеют. Тюрьмы, в смысле. Шутка. Хорошо, поговорю.Сколько ему лет?

— Четырнадцать.

— Значит, вменяемый, сажать можно… Где он?

— Вон, возле туалета. Высокий такой, в белой футболке.

В отличие от Евгения Дмитриевича, Виктор Сергеевич не изучалоснов криминалистики и оперативно-розыскной деятельности, но опыт общения сантиобщественным элементом имел большой, если не сказать огромный. Подойдя кМартынову, сурово взял его за плечо и перетащил за умывальню. От подростканесло свежевыкуренной сигаретой. Видимо, где-то покупает.

— Это ты крысишь, Дюша?

— Чего?! — выпучил глаза пацан.

— Тыришь у своих. — Воспитатель захватил пятернейладонь воспитанника и слегка сжал.

— Нет… Я не тырю.

— Фуфло гнать нехорошо. Не по-пионерски, — Сумраксжал ладонь посильнее, — можно и в «обиженку» попасть. Колись быстро, долговязый…

Андрюша попытался вырваться.

— Татьяну Павловну позовите!

— А адвоката тебе не надо? Шмотки куда дел? Быстро!

Сила измеряется в ньютонах. Андрюша сломался на третьемньютоне, когда на легкий пушок над его верхней губой потекли сопли.

— Ладно, ладно, скажу… Больно! Пустите!

Виктор Сергеевич грубо нарушал уголовно-процессуальныйкодекс, забыв, что признание, добытое с применением угроз и насилия,доказательством не является. Но его это мало беспокоило. Он не процессуальноелицо.

Андрюша поведал жуткую историю. Оказывается, он законтачил смалолетним хулиганским элементом из Потеряхино-1 на почве любви к «очку». Этотакая карточная игра. Вроде бриджа, только посерьезней и посложнее. Врезультате любви Андрюша лишился личного имущества, после чего стал ставить након имущество соседей по отряду, обещая им все вернуть с процентами. Новозвращалось плохо. То ли ему не везло, то ли играл он недостаточнопрофессионально. Короче, он стал играть в долг и оказался в чрезвычайно тяжеломположении. Для начала ему нарисовали синяк под глазом. Он украл плеер и свитер.Отобрал часы. Но соперники уже включили счетчик, и это не спасло положение дел.Прятаться в лагере бесполезно. Выигравшие могут достать и в лагере. Андрюшапообещал им, что возьмет у предков в родительский день. Но предки ничего непривезут. У них самих ни копья.

Последнюю часть чистосердечного признания он рассказывал вприсутствии подошедшей Татьяны Павловны.

— И сколько ты им должен? — спросила она.

— Четыре тысячи.

— Кошмар!

По местным меркам это была внушительная сумма.

— Карточный долг — это святое, — серьезносказал Виктор Сергеевич, — надо отдавать или отыгрываться.

— Они мухлюют, — вяло промямлил игрок.

— Тогда не надо было играть. Сколько их?

— Человек десять. А основной — Коля Белый. Но сним лучше не связываться.

— Это почему?

— Он крутой. Даже в тюрьме сидел. За грабеж. В наколкахвесь. С выкидухой ходит.

— О как! — усмехнулся Виктор Сергеевич. — Икакой он срок мотал?

— Вроде два года.

— Ну, тогда действительно серьезный пацан. Когда тебена стрелку? В смысле, когда с ними встречаешься?

— Завтра в пять, в лесу. Тут рядом.

— Вместе пойдем. Поглядим, что это за лесная братва.Все, гуляй. В песочек поиграй или в фантики. Только не на деньги.

— Погоди, — вспомнила Татьяна Павловна, — акак ты из лагеря выходишь? Он же за забором!

— Так это для лохов забор. Там дырка есть.

Пацан исчез.

— Судимый, — искренне расстроилась ТатьянаПавловна, — только этого не хватало. Как бы лагерь не подожгли.

— Не подожгут.

— Вить, может, из Тихомирска милицию вызвать? На всякийслучай. Их же много.

— А зачем нам милиция? Не нужно нам никакой милиции… Ясам милиция.

— Но ты же один!

— Настоящему педагогу и сотня не угроза.

Сотня не сотня, но человек пятнадцать на стрелку приперлись.Возраст переходный. От тринадцати до двадцати. Вид не пионерский. Беспризорный,бесхозный. Коля Белый выделялся среди своей кодлы не только габаритами, но иавторитетным прикидом. Потертым черным пиджаком, остроносыми ботинками-казакамис сильно сбитыми каблуками и серьезной латунной печаткой на правой руке. Плюсобязательные четки, почти нулевая стрижка и пара наколок на кистях. Наверное, итачка в кустах притаилась. Черный «запор». В общем, судя по всему, сериал«Бригада» посмотрели и в Потеряхино-1. Бригады, счетчики, стрелки,свеженакачанные бицепсы… Все по-взрослому. Даже биты бейсбольные. Правда, покасамодельные — из местной березы.

Остальные участники потеряхинской ОПГ (организованнойпреступной группировки) пытались приблизиться к положенному имиджу, но пока недотягивали.Кому-то не хватало на пиджак, кому-то на ботинки. Кому-то на мозги. С пионеровмного не сострижешь, а стричь со взрослой публики чревато, не подросли еще. Но,в принципе, определенную угрозу они представляли. Если накинутся всей стаей, тои сам губернатор Калифорнии не справится.