блаженству. На следующий день они едут за Альбой. Брай смотрит, как за окном проносится мир, и словно в первый раз видит, как рыжеют осенние деревья. Эш поворачивается к ней и говорит:

— Я тут подумал… Неплохо было бы, пока все не закончится, снять дом где-нибудь за городом. Как считаешь? Уехать на несколько месяцев подальше от всего этого.

Брай кивает:

— Да, мне нравится эта идея. Я бы хотела уехать.

И Эш улыбается, глядя на широкую дорогу, расстилающуюся перед ними.

Добираются они быстро. Эш останавливает машину у дома ее родителей. Брай кладет руку ему на колено и чувствует, что он удивлен таким проявлением нежности.

— Я зайду одна, ладно? Хочу перекинуться парой слов с мамой. Скажу, что ты разговариваешь по телефону. Дай мне двадцать минут, а потом заходи.

Эш смотрит на нее. Перемена, произошедшая с ней за последние два дня, так поразительна, что он еще не вполне доверяет ей. Но он кивает:

— Конечно.

Брай целует его и идет в дом, из которого так долго мечтала вырваться.

В доме на удивление тихо, но как только она открывает дверь, Сара выходит из кухни. Она делает вид, что совсем не ждала дочь, хотя Брай знает, что это не так. Брай чувствует, как мама ощупывает ее взглядом, оценивая степень ее душевного благополучия, прежде чем произносит:

— Ах ты мой птенчик, мы так беспокоились о тебе!

Она так крепко обнимает похудевшую Брай, будто хочет поделиться с дочерью своими силами.

Брай осторожно разжимает руки Сары и говорит:

— Спасибо, что присмотрела за ней, мам, ты чудесная.

Она смотрит наверх, где находится ее прежняя комната, которая стала комнатой Альбы, когда та гостит у бабушки и дедушки.

Ей не терпится подняться и увидеть дочь, но Сара уже возвращается в кухню и зовет Брай за собой:

— Альба с дедушкой собирают вещи. Проходи и рассказывай, как у вас дела? А то они скоро спустятся, и она будет так рада тебя видеть, что мы уже не сможем поболтать.

Брай есть что сказать, и Саре, определенно, тоже. Она ставит чайник. Окно в сад открыто, и Брай слышит тихий перезвон висящих там китайских колокольчиков.

— Я беспокоилась о тебе, Брай, — повторяет Сара.

Брай сильнее сжимает руки, лежащие на коленях.

— Я знаю, мне жаль.

— Не извиняйся, дорогая. Знаю, тебе тяжело — ты не привыкла к вниманию, к чужим мнениям.

Сара разливает кипяток в две кружки и ставит перед Брай травяной чай, который едва уловимо пахнет фермой.

— Как вы тут? Как вела себя Альба? — интересуется Брай, но Сара предпочитает ответить на другой вопрос.

— Надеюсь, ты знаешь, что люди из нашего сообщества полностью тебя поддерживают, можно даже сказать, превозносят тебя. Эша тоже, — добавляет она, слегка приподняв бровь. — Я тебе перешлю кое-что из того, что они пишут в интернете.

Она делает паузу, прежде чем сказать самое главное:

— Однако, Брай, я думаю, пора воспользоваться замечательной возможностью, которая тебе выпала.

— Возможностью? — повторяет Брай; в ее устах это слово звучит непривычно, неуклюже.

Сара поднимает глаза от чая, на который она дула, и хмурится, видя замешательство Брай.

— Да, милая, бесценная возможность привлечь внимание всей страны к вреду, который наносят вакцины.

Брай прячет лицо в ладонях, прежде чем посмотреть на Сару и ответить ей:

— Мам, моя крестница ослепла. Ей семь лет, и она слепая.

— Знаю, милая! — Сара нетерпеливо взмахивает руками. — Это очень печально. Но я могу прямо сейчас назвать тебе сотню детей, которые из-за вакцин потеряли гораздо больше, чем зрение…

— Я не буду этого делать, мама.

Сара умолкает и смотрит на Брай со странной смесью раздражения и любопытства.

— Чего ты не будешь делать, Брай?

— Я не стану иллюстрацией твоих идей.

Костяшки пальцев на руке, которой Сара держит кружку, становятся белыми.

— Я бы сказала иначе, — сухо замечает она. — Никогда не считала это моими идеями. Это ценности нашей семьи, по крайней мере, должны ими быть.

— Что ж, возможно, именно в этом мы и заблуждаемся, — как можно спокойнее говорит Брай, поднимаясь.

— О чем ты, Брай?

— О том, что больше не хочу чувствовать себя виноватой. Ничто и никто не виноват в болезни Мэтти, — твердо произносит она, а затем добавляет чуть мягче: — Этого уже не изменить.

— Тебя там не было, ты еще даже не родилась, когда ему сделали тот укол! Ты не пережила всего, что пережила я…

— Да, меня там не было. Но каждый день своей жизни я прожила так, словно видела это своими глазами.

Лицо Сары вытягивается. Маска, которую делали с любовью и аккуратно носили, трескается и спадает, а под ней оказывается измученная, уязвимая Сара. Брай хочется коснуться ее руки, сказать, что все еще любит ее, но страх, что мать оттолкнет ее, заставляет оставаться на месте.

Брай резко вскидывает голову — в прихожую по ступенькам сбегает Альба, да так, что старые половицы стонут у них над головами. Сара отворачивается к окну, Брай не видит ее лица.

— Мама, мамочка! — кричит Альба, ее переполняет радость.

Брай сопротивляется порыву броситься к дочери, и прислушивается к другому, более древнему зову, который дремлет внутри нее. Она говорит:

— Мам, мам, пожалуйста, я не…

— Иди к ней, Брай. Мы потом это обсудим, — говорит Сара, не поворачиваясь к дочери.

Соединявшая их незримая нить как будто лопнула. Брай больно, но когда она распахивает объятия Альбе и та несется к ней с сияющим лицом, то чувствует облегчение. Прежняя боль уже не сковывает ее, и она улыбается.

Прижавшись к ее уху губами, Альба спрашивает:

— Мы едем домой, да, мама?

Брай шепчет в ответ:

— Да, моя хорошая, мы едем домой.

Суд графства Фарли. Декабрь 2019 года

Самое трудное — ждать. Я знаю, о чем меня будут спрашивать, но кажется,