и когда моя голова оказалась ниже уровня крыши, мое сердце упало. Темный воздух в комнате был тяжелым от табачного дыма!

В следующее мгновение мои ноги выдернули из-под меня, меня схватили, повалили на пол и, прежде чем я смог нанести удар или подняться, я был связан по рукам и ногам. Ошеломленный, испуганный и беспомощный, я огляделся. Меня окружала дюжина отвратительных карликов. По бокам комнаты собрались толпы людей, а на троне сидел священник, выпуская огромные клубы дыма из моей трубки, со злобной ухмылкой на своем уродливом лице и абсолютно наслаждаясь самим собой, в то время как рядом с ним король кашлял и чихал и выглядел очень несчастным.

Я оценил ситуацию с первого взгляда. Затем меня схватили и грубо потащили к трону. Я полностью осознал, что моя судьба решена. Я больше не был сверхъестественным существом, которого нужно бояться и обожать – обращение со мной доказывало это, – а просто заключенным, обычным смертным. Как ни странно, однако, я больше не боялся. Мои первые страхи уступили место гневу, и я бушевал, кипел и молился, чтобы ухмыляющийся дьявол передо мной был поражен всеми мучительными болезнями, которые обычно сопровождают первую затяжку новичка.

Но, по-видимому, он был невосприимчив к эффектам табакокурения, и как только меня подтащили к трону, он встал и, указав на меня, обратился к толпе перед ним. То, что он обвинял меня в самозванстве и в то же время чрезвычайно превозносил свою собственную значимость, было очевидно по его тону, жестам и выражению его черного лица. Более того, у него была еще один козырь для игры. Указывая вверх, размахивая рукой и весьма похвально имитируя выхлопные газы самолета, он что-то горячо говорил, а затем указал на человека, который присел на возвышении.

Сначала я не мог понять, что он имел в виду, а затем, когда дрожащее существо рядом с троном испуганно заговорило и оживленно зажестикулировало, я понял, что это был тот парень, с которым я столкнулся по прибытии. Он проболтался и сообщил старому пугалу, священнику, что я прибыл через туннель, а не с неба.

Теперь я был уверен, что моя судьба решена. Но я ничего не мог ни сделать, ни сказать. Был один шанс на миллион, что меня могут вывести из долины и выпустить в туннель, но даже это не дало бы мне утешения, потому что я знал, что ужасная верная смерть ждет меня на склоне, покрытом дьявольскими деревьями-людоедами.

Однако все шансы были в пользу того, что меня будут пытать и зарежут. Как ни странно, мое самое большое сожаление, вопрос, который беспокоил меня больше всего и заставлял проклинать мою неосторожную потерю куртки, пока я спал, заключалось не в том, что меня убьют – я слишком часто сталкивался со смертью до этого, – а в том, что я не смогу сообщить о замечательных открытиях, которые я сделал и поделиться своими знаниями о городе и его жителях с миром. Действительно, мои мысли были настолько сосредоточены на этом, что я почти не обращал внимания на священника, пока он не вышел вперед, и с отвратительной гримасой жестоко ударил меня по лицу. Обезумев от удара, я бросился вперед, как бодающийся баран. Моя голова ударила его прямо в живот, и с задыхающимся криком он согнулся пополам и растянулся на помосте, в то время как трубка вылетела у него изо рта и разбросала ее содержимое повсюду. Прежде чем я успел откатиться в сторону, мои охранники схватили меня и потащили через комнату. Несмотря на мое тяжелое положение и уготованную мне судьбу, я громко и от души рассмеялся, увидев священника с руками, прижатыми к животу, дико вращающимися глазами и болезненной зеленоватой бледностью на лице. Удар плюс табак сделали свое дело. Во всяком случае, я немного выровнял счет.

В следующий момент меня протащили через низкий дверной проем, скрытый драпировками, и, проволоча как мешок с мукой по грубым камням, бросили в чернильно-черную камеру. Весь в синяках, царапинах и крови, я лежал, не в силах ни пошевелиться, ни что-либо увидеть, в то время как случайные звуки шаркающих шагов подсказали мне, что охранник близко. Час за часом я лежал неподвижно, каждую минуту ожидая, что меня вытащат на пытку или смерть, и тупо гадая, какую форму это примет, пока, наконец, онемевший, измученный и измотанный, я не потерял сознание.

Я пришел в себя, когда меня схватили и рывком усадили. Я увидел, что камера освещена трепещущим факелом, в то время как двое мужчин поддерживали меня за плечи, а третий подносил к моим губам тыкву с водой. В горле у меня пересохло, и жидкость была как нельзя кстати, а мгновение спустя появился четвертый мужчина с едой. Было очевидно, что священник не собирался позволить мне умереть от жажды или голода, и я задавался вопросом, почему он так заботится о моем комфорте, если я был обречен на верную смерть.

Как только я поел, охранники удалились, забрав факел, и я снова остался в стигийской тьме наедине со своими мыслями. Я задавался вопросом, день сейчас или ночь, но у меня не было возможности судить об этом. Была середина дня, когда я забыл надеть куртку, и, рассудив, что поданная еда, вероятно, была вечерней трапезой, я решил, что сейчас близится закат. В таком случае меня, вероятно, меня уберут с дороги на следующее утро. До появления Хейзена оставалось целых двадцать четыре часа, и я задавался вопросом, что он подумает, когда не увидит никаких признаков моего присутствия в долине – подумает ли он, что я не добрался до города и был убит кунами, и что он сообщит моим друзьям в Колоне.

Но Колон, друзья и Хейзен казались очень далекими, когда я думал о них там, в этой черной дыре, ожидающих смерти от рук странных черных карликов, и, что касалось любой помощи, которую они могли мне оказать, я мог бы с таким же успехом ждать ее с Марса.

Мои размышления были прерваны появлением моих охранников с факелом. Подняв меня на ноги, они ослабили путы на моих ногах и провели меня через небольшой дверной проем, где мне пришлось сильно наклониться, чтобы пройти, и по извилистому, узкому каменному туннелю с низким потолком. Я был уверен, что направляюсь на казнь, и смутные мысли о том, чтобы дорого продать свою жизнь и одолеть своих жалких охранников, приходили мне в голову. Но я отверг такие идеи как бесполезные, потому что даже если