Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Щукин живет в Химках, руководит деятельностью благотворительного фонда «Ольвия». С формальной точки зрения его бизнес полностью легален. В криминальном мире пользуется большим авторитетом. По неподтвержденным данным является кассиром — хранителем общака одного из подмосковных преступных сообществ. По другим неподтвержденным данным на счету людей из его боевой группы только за последние полтора года девять заказных убийств, в том числе — троих сотрудников правоохранительных органов».
Все координаты — адрес офиса, квартиры, загородного дома и номера телефонов, включая два мобильных, — прилагались.
Вот это работка! Гордеев даже языком поцокал от чувства глубокого морального удовлетворения.
Но и это было еще не все. Далее шла приписка лично от Грязнова:
«Юра, конфиденциальная информация! Сейчас в нашем ведомстве разрабатывается версия, согласно которой Щукин организовал в Химках крупнейший в Подмосковье подпольный тотализатор».
Гордеев прочитал это, похлопал глазами и расхохотался.
Ну и дела, в самом деле! Ткнул пальцем в небо, а угодил в яблочко. Если только не в капкан. Ведь он сам, Юрий Петрович Гордеев, столично-провинциальный адвокат, когда принял Щукина за Терехина, сказал ему: «Хочу сделать ставку, мне сказали, что вы держите подпольный тотализатор».
Вышло по-настоящему забавно. Хотя и страшно.
7
Феофанова приехала немедленно, как только услышала, кто ее ищет.
Юрий Петрович был немного смущен. Он совсем не предполагал, что придется снова общаться с женой «сумасшедшего болельщика» и, более того, просить ее о помощи. Кроме того, он обнаружил, что не знает, как зовут Феофанову. Феофанова себе и Феофанова. Медсестра. Оказалось, необычно — Виолетта Ивановна. Впрочем, Ивановну она сразу с негодованием отбросила и потребовала звать ее по имени.
Гордеев объяснил свою проблему и выразил робкую надежду, что, быть может, ее мужу удастся ему помочь?
— Куда он денется, — уверенно сказала Виолетта.
— Кстати, — спохватился адвокат, — как ваши семейные проблемы?
— Как не бывало! — похвасталась она. — Я вам так благодарна, так благодарна! Всем подругам на работе рассказала, какой вы потрясающий адво… Ой! — Она невольно прикрыла рот. — Вы же просили никому не говорить, да?
Гордеев махнул рукой: не важно, мол.
Через несколько минут Виолетта переговорила с мужем. В охотничьем хозяйстве телефона не было, но у мужа был мобильный. Он сказал, что скоро приедет домой, потому что «важный крендель», которого он обслуживает, уже наохотился.
— А крендель правда важный? — сурово спросила Виолетта.
— Важнее не бывает, — заверил супруг.
— Ну вот, — сказала Виолетта Гордееву, — наверно, мэр. Он еще там. Поехали? Я вам покажу дорогу в охотничье хозяйство — без меня не найдете.
Гордеев встал.
Виолетта вдруг смутилась:
— Юрий Петрович, можно спросить?
— Что случилось?
— Как вам моя дыня?
— А… Восхитительна.
Честно говоря, дыня по-прежнему лежала в холодильнике.
8
Терехина звали Максим Николаевич, и ему было сорок девять лет. Еще он был вдовцом (уже лет пять или шесть), и еще в прошлом году у него убили сына. Еще его переизбрали на второй срок, и особого возмущения он у горожан не вызывал. Вот и все, что знал Гордеев о человеке в камуфляжной форме, высоких рейнджерских ботинках и с винчестером на коленях. Мэр сидел во дворе рядом с охотничьим домиком — на деревянной скамье перед деревянным столом, на котором стояли тарелка с дымящимися пельменями, к которым он не притрагивался. В охотничьем домике выясняла отношения чета Феофановых.
— Вас пришлось долго искать, Максим Николаевич, — посетовал Гордеев.
— Я только недавно вернулся с охоты, — объяснил Терехин. — Я слышал о вас. Мне передавали, что вы ищете встречи, но я был занят.
— Понятно.
Терехин был, как и Щукин, лысоват и невзрачен, но в остальном между ними сходства было немного. У Щукина остатки волос были черными, у Терехина — русыми, у Щукина взгляд был острый, а подбородок твердый, у Терехина — взгляд рассеянный, а подбородка целых два.
— Ну и как? Удачно? — спросил Гордеев.
— Отличная была охота! Я видел двух оленей, но не сразу стал стрелять. Одного, старого оленя, я преследовал, казалось, целую вечность — с утра до вечера, с вечера до полудня — я и не думал о времени, пока собаки не изнемогли, а потом вернулся в лагерь, честное слово, туманно помня, кто я такой. Я был рад, что олень ушел, по нему трижды стреляли, но он все-таки ушел… Вы понимаете меня? — Он внимательно посмотрел на Гордеева.
— Я… я вообще-то не охотник, — осторожно сказал Гордеев. — Может быть, поэтому я вас как раз и понимаю. Но разве… разве в здешних краях водятся олени?
— Вы меня подловили, — засмеялся Терехин. Он положил ружье на лавку стволом в сторону Гордеева. — Чушь несу. И делаю это специально. Как вам такой мэр?
— Странный вообще-то, — высказался Гордеев, посмотрел на винчестер и пересел. — Но я за вас не голосовал.
— Почему?
— Потому я в Москве живу — там и прописан.
— Ясно. Значит, говорите, странный мэр? Это точно, — горько сказал Терехин. — Слышали такое выражение: когда дела идут хуже некуда, в самом ближайшем будущем они пойдут еще хуже.
— Разве у вас что-то разладилось на работе? — участливо спросил Гордеев.
— Я говорю о вашем следствии.
— Вы меня с кем-то путаете. Я не следователь, я адвокат.
— Да бросьте, вы все одним миром мазаны. Знаю я вас… Был у меня один адвокат… Он так, помню, говорил: если факты не подтверждают нашу гипотезу, надо… от них надо избавиться. Вы тоже так работаете?
Гордеев молча пожал плечами: каждому, мол, свое: кесарю — кесарево, слесарю — слесарево.
— Вообще-то олени к нам иногда все же забредают. Но это между нами, эксклюзивная охотничья информация.
— Понятно. Мне нужно с вами поговорить. Сможете уделить время?
— Конечно да, какие могут быть сомнения, — удивился Терехин. — Давайте знаете что сделаем… Давайте поедем поужинаем. Здесь у нас есть хорошее местечко. Хозяин — мой должник, накормит бесплатно.
Гордеев подумал: надо же, не стесняется говорить.
— А чем вас здесь не устраивает? — Гордеев кивнул на тарелку. — Вы гурман?
— Не в этом дело, — признался Терехин. — Осточертела уже эта природа — во как!
Адвокат пожал плечами. Поужинаем так поужинаем.
Они сели в гордеевскую машину…
На рекламном щите при въезде в город был изображен футбольный судья с выпученными глазами и со свистком, и еще там была надпись: «Играй по своим правилам». «Хорошенькое дело, — подумал Гордеев, — что-то я раньше этого не замечал, веселые у нас тут порядочки! Играй, значит, по своим правилам. Например, мячик руками хватай, вратаря в ворота вместе с ним заталкивай. Странный щит…»