Таким образом уже в центре города теперь началось настоящее боевое противостояние настоящих воинских частей с применением всего имевшегося у обеих сторон в наличии спектра тяжелых армейских вооружений.

Пока основные силы «Кампфгруппы «Йерхель» были взаимно связаны боями с солдатами Первого полка РОА в густой жилой застройке на Панкраце, крупная группа эсэсовцев в силе приблизительно одного батальона при поддержке семи или восьми танков осуществила прорыв к правому берегу Влтавы и вдоль по течению реки начала с боем успешно расчищать себе дорогу далее, в направлении на Вышеград, заходя так одновременно и в тыл находящимся на правом берегу реки власовским силам. По сравнению с самым центром города крупных уличных баррикад здесь было построено крайне мало, и любую из них можно было к тому же просто объехать по соседним улицам, даже не задерживаясь на ликвидацию редких и слабых опорных пунктов восставших. Власовцев при этом в данное время у берега реки тоже почти не было, так как все основные силы полка подполковника Архипова уже были полностью втянуты в боевые действия далее к востоку, в глубине городских кварталов. При дальнейшем продвижении в направлении Вышеграда этот немецкий батальон с мощной танковой поддержкой мог так полностью отрезать находившиеся на правом берегу части Первого полка РОА от мостов и основных сил дивизии в левобережной части города.

Выдавливаемые из восточных кварталов Праги, а также покинувшие свои изначальные позиции местные повстанцы также начинали постепенно перемешиваться с боевыми порядками батальонов Архипова на Панкраце, Виноградах и в Вршовицах, что, вместо усиления обороны новоприбывшими силами, скорее вносило сумятицу и неразбериху. Чехи, в подавляющем своем большинстве, были плохо вооружены или вообще безоружны, дезорганизованы, часто испуганы, но при этом полностью отказывались не то что подчиняться русскому командному составу на местах, но даже не были способны как-либо отслеживать проводимые войсками действия и перемещения. Власовцы же, со своей стороны, имея полученные приказы от собственного командования, абсолютно игнорировали различные требования периодически появляющихся то тут, то там людей в непонятных им униформах или представителей неких «революционных», «народных», «районных», «заводских» и всяческих других комитетов, массово наплодившихся в хаосе восстания.

Одновременно возникали и первые серьезные конфликты между власовцами и местными повстанцами. Повсеместно, в частности, например, в районе Лобковицкой площади, чехи обвиняли солдат РОА в том, что те якобы не передают восставшим захваченное немецкое оружие, которого не хватает их бойцам на баррикадах. Русские, в свою очередь, не понимали почему они должны просто так давать кому-то собственное взятое в бою трофейное вооружение, в ситуации, когда в дивизии Буняченко перекомплектация личного состава, и это оружие нужно и самим, а также при полной уверенности в том, что и толку от него так будет гораздо больше. То, что повстанцы при появлении ударных немецких частей часто просто бросают оружие и разбегаются со своих баррикад, ни для кого уже не было секретом. Также, когда представитель генерала Буняченко появился в здании пражского радиоузла с текстом «обращения к мировой общественности», которое должно было быть, по его мнению, включено в программу радиопередач, а его требование не было удовлетворено, два десятка сопровождавших офицера РОА солдат были готовы штурмом взять здание. Охрана радиоузла уже даже начала баррикадировать вход, действительно готовясь отражать атаку. Избежать прямого столкновения удалось лишь с помощью дипломатических способностей неизвестного чешского офицера, который попытался охладить пыл обеих сторон фразой: «…Неужели хотите немцев порадовать тем, что мы, Славяне, тут друг друга сами перестреляем…» – аргумент, к счастью, сработал…

Командир Четвертого полка Сахаров несколько раз отдавал своим подчиненным приказ прекратить боевые действия и сам вел некие переговоры с немецким генералом Мюллер-Гебхартом о взаимном прекращении огня, безо всякого согласования с Буняченко и даже не ставя последнего в известность об этом. Что собирался этим выторговать сам для себя полковник Сахаров, остается неизвестным, но для командующего «Крепости Прага» Мюллер-Гебхарта эти переговоры означали прежде всего выигранное драгоценное время…

Тем временем на Панкраце количество потерь только убитыми на стороне РОА, по самым скромным подсчетам, приблизилось к двумстам, а пробивавшийся все дальше к Вышеграду батальон немецкой пехоты и танки угрожали взять власовцев в «котел», отрезав одновременно и от основных сил дивизии на противоположном берегу Влтавы. Подполковник Архипов в этой ситуации отдал своим людям, находящимся под тяжелым обстрелом превосходящих сил противника, приказ отойти обратно на западный берег реки и удерживать мосты, а также вызвал огонь своей артиллерии на пражских холмах по району Панкрац, который уже практически полностью к этому времени был занят немцами. Наконец, уже глубоким вечером, Первый полк почти что полным составом, с боями, отходил за реку. Остановить атаку СС на Вышеграде солдатам РОА с помощью местных повстанцев удастся лишь к наступлению темноты, ценой больших потерь на обеих сторонах.

И вот именно в этой ситуации ко всем германским частям уже как раз начали поступать первые известия о подписанной во французском городе Реймс капитуляции войск Третьего рейха на всех фронтах.

А члены Чешской Народной рады в течение практически всего дня никак не могли договориться между собой в вопросе отношения к действиям власовцев. С одной стороны, уже даже самые непонятливые и оторванные от реальности осознавали сам факт того, что неожиданное появление в городе дивизии РОА для восставших явилось буквально спасительным чудом, с другой, какая-либо совместная деятельность с этими явными германскими коллаборантами бросала очень неприятную тень на новое чешское руководство. К тому же власовские представители начали выдвигать требования на некие политические заявления в эфире пражского радио, содержание которых никак не устраивало чешскую сторону, власовцы сами вступали в переговоры с германскими властями и командованием от собственного имени (см. предыдущую главу), а также не подчинялись и, судя по всему, осознавая свою силу, никак не собирались подчиняться местному руководству восстания. Коммуникация на уровне командования Русской Освободительной армии и повстанческих «штабов» заключалась лишь в том, что власовцы de facto просто поставили чешское руководство в известность о своих планах, никак и ничего с ним более не обсуждая. На местах кооперация ограничивалась, как правило, предоставлением частям РОА чешских проводников для помощи при передвижении войск по городу и связи с местными повстанческими организациями, во избежание недоразумений. Эта ситуация некоторых членов ЧНР озадачивала, некоторых злила или даже просто приводила в бешенство, но точно никого из них не устраивала, так как у всех них создавалось впечатление, что ведущую роль в событиях у них собираются «украсть» эти невесть откуда появившиеся в городе странные русские. Причем с самого начала до самого конца в вопросе о власовцах речь в ЧНР вообще не шла о военной стороне дела, тут-то как раз присутствие такой мощной поддержки всех как минимум устраивало, панический страх вызывали исключительно возможные политические последствия происходящего. Консультации по радио капитана Неханского с членами чехословацкого правительства в изгнании, часть которого все еще находилась в Лондоне, лишь укрепили опасения чехов – заместитель министра иностранных дел Хуберт Рипка[137] посоветовал пражскому руководству по возможности осуществлять коммуникацию с рядовыми или младшим командным составом РОА, не вступая в прямые контакты с высшим руководством, так как сам генерал Андрей Власов и его ближайшее окружение в СССР считаются злейшими предателями Родины и ненавистными военными преступниками, то есть в результате подобные действия могут сильно осложнить отношения с руководством Советского Союза.