Сразу по приезду она в сопровождении Симона отправилась на разведку, решив изучить жилище Тибо. Графский замок с квадратными башнями и зубчатыми стенами был довольно старым, но, несмотря на это, выглядел весьма внушительно. Лучи заходящего солнца, усиливая впечатление, полыхали на золотом меандре[62] бело-голубого герба Шампани, красующегося на огромных дубовых воротах.

Потолкавшись среди прохожих, Сабина узнала, что завтра у Тибо приемный день. Четыре раза в год любой из подданных мог прийти к нему с жалобой или просьбой, и граф справедливо, насколько это было возможно, решал их проблемы. Королевская посланница обрадовалась: ей не придется ломать голову, придумывая повод для встречи с его сиятельством.

На следующий день Сабина сменила наряд горожанки на бархатное платье и подбитый куньим мехом плащ, которые благодаря Роберу привезла в седельных сумках. Убрав волосы под светлое покрывало, скрепленное серебряным обручем с жемчужными вставками, баронесса отправилась в графский замок. Симон же остался у ворот: если госпожа до наступления вечера не вернется, он немедленно поскачет к де Дрё.

Стражник проводил знатную незнакомку через внутренний двор в просторный общий зал, где уже толпился народ. Вскоре клерк[63] собрал письменные обращения у тех, у кого они были. Сабина, немного поколебавшись, бросила в корзину аграф с сапфирами, который и на этот раз должен был послужить опознавательным знаком. Молодой священнослужитель вопросительно вскинул брови, но промолчал.

— Вызывать просителей буду по одному, по очереди, — закончив обход, громко возвестил он.

Неожиданно Сабину пригласили первой. Войдя в приемный зал, она едва не присвистнула от изумления. Помещение подавляло своими размерами. Бесконечные ряды высоких колонн с золотыми капителями, яркие фрески на стенах, изысканные шпалеры в нишах между огромными застекленными окнами, обилие дорогого оружия изумили даже привыкшую к роскоши королевского дворца баронессу. Как же вели себя здесь простые люди? Падали замертво?

Но тут Сабина заметила, что в зале полным-полно народу. За вереницей столов работали писари, между ними сновали секретари, нотариусы и толпы слуг. Граф, возвышаясь на троне, молча взирал на нее. Он был не один! Сабина обозвала себя глупой гусыней за то, что притащилась сюда в приемный день. Чувствуя звенящую пустоту в голове, она молча застыла. Тибо явно наслаждался ее замешательством. Стража на дверях искоса поглядывала на Сабину. Нужно что-то сказать…

— Ваше сиятельство, я явилась к вам по поручению…

— Я знаю, по чьему поручению вы явились! — Тибо наконец-то сжалился над ней и, вскочив с трона, подошел легкими пружинистыми шагами. Обойдя вокруг гостьи, словно это была скульптура, установленная в соборе, он внимательно оглядел ее стройную фигуру. — Молва ничуть не преувеличила вашу красоту.

— Разве вам известно, кто я? — Испуг в глазах Сабины сменился удивлением.

— Мне всегда известно, что происходит при королевском дворе, даже если я там не бываю.

Мелодичный голос графа стал тише. Похоже, ему надоело изображать из себя грозного владыку. Впрочем, одет он был и впрямь как истинный властелин. Белоснежные рукава нижней рубашки оттеняли синеву дамастового сюрко, украшенного золотой змейкой гербового узора, которая, казалось, сползала на голубые сапоги. Густые волосы Тибо, медовым водопадом спускающиеся до плеч, венчала золотая графская корона.

— Сделаем так. Вас проводят в мой кабинет, где мы позже и поговорим. Скажите, вы любите читать?

— Очень люблю, ваше сиятельство.

— Превосходно! Значит, вы не станете скучать. Я же тем временем закончу здесь, — и рукой, унизанной крупными перстнями, граф махнул в сторону стола, заваленного прошениями. — Во всяком случае, займусь самыми неотложными жалобами — с остальным справятся мои помощники. И сразу же поднимусь к вам. Не возражаете?

— Ну что вы!

Почувствовав облегчение, Сабина улыбнулась и пошла следом за дворецким.

Кабинет графа еще больше поражал роскошью: драпированные васильковым шелком стены, книги в сказочных переплетах, картины, вышитые серебром и золотом, оружие, усыпанное драгоценными камнями. У окна стоял стол, возле него — массивное, покрытое тончайшей резьбой кресло. Довершали великолепную обстановку внушительное золотое распятие на стене и многочисленные восковые свечи в позолоченных шандалах.

— Похоже, граф неравнодушен к золоту, — прошептала баронесса и осторожно ступила на ковер; ее ноги утонули в густом ворсе.

За последние дни произошло столько событий, и Сабина так и не успела продумать беседу с Тибо, который вовсе не производил впечатления мягкого лирика. От него веяло жутковатой свирепостью разухабистого воина. Может, его метания — то верность Бланке, то мятеж против нее — объясняются противоречивостью его натуры? В графе Шампанском непонятным образом уживались храбрый воин, трезвый политик и чувствительный поэт. Невозможно было предугадать, какое из этих «я» возьмет верх в следующее мгновение. Какими же словами тронуть это отважное сердце, холодный ум и трепетную душу?

Размышляя, Сабина подошла к книжной полке и взяла томик наугад. Кретьен де Труа! Именно его произведения она когда-то переписывала. Баронесса держала в руках «Клижес» в роскошном переплете с золотыми пластинами, написанный в этом замке. Несколько десятилетий назад по этим залам прохаживалась прекрасная Мария, дочь великой Алиеноры[64] и бабушка нынешнего графа, во славу которой творил ее любимый Кретьен. Вместо того чтобы готовиться к разговору, Сабина мысленно унеслась в прошлое. Она задумчиво перелистывала и поглаживала страницы знакомой книги. За этим занятием и застал ее Тибо. Он тихо вошел и, привалившись плечом к дверному косяку, стал внимательно наблюдать за гостьей.

— Ой, простите! Я задумалась. — Обернувшись на шорох, женщина улыбнулась и поставила книгу на место.

— Любите де Труа? — спросил Тибо, не отвечая на ее улыбку.

Черный длинноногий красавец-пес, стоявший возле его ноги, также настороженно изучал незнакомку.

Сабина, прикусив губу и внимательно глядя на графа, лишь кивнула в ответ. Войдя в кабинет, Тибо попытался пинком вытолкать собаку, однако пес недовольно заскулил. В конце концов ему все-таки разрешили остаться в комнате, и он с достоинством улегся у порога. Взмахом руки Тибо предложил Сабине присесть на мягкий табурет у стола, а сам устроился рядом в резном кресле. Его движения, мимика безупречно красивого лица, взгляд больших карих глаз, обрамленных длинными ресницами, словно говорили: «Ты просительница». И Сабина не стала его разочаровывать.