— Откуда же я знала, чего от неё ждать?

— Вот ты спорила со мной и защищала Натку, а Лидия Петровна во многим подтвердила мое мнение. Натаха дебилка, но не понимает своей дурости. Наши с тобой успехи ей покоя не давали. Она тоже начала метаться туда-сюда, мечтая обогатиться. Прознала, что нас опекает Мирон, и тоже решила обзавестись личным мафиози. Пригрела какого-то ублюдка и радовалась, что нашла «крышу». Но на крупного бандита у неё кишка тонка. Тот оказался «шестеркой». На нечто посолиднее при её малоумии Наталья рассчитывать не могла. Возле этих бандюг и покрасивее бабы крутятся, а главное, помоложе. Натке уже давно за тридцать. Кому нужна эта потасканная подстилка?! Она лишь в темноте сгодится, а утром на её лице видна вся её прошлая безалаберная жизнь. Соответственно и отношение. Бандит потрахал её, пока была охота, потом бригадиру перекинул. Натка обрадовалась, что в гору пошла — все же какой-никакой, а социальный рост, вернее, асоциальный. Но рано радовалась. Тому подержанная Наталья быстро надоела. Но она же дура набитая, стала за ним бегать. А он показал себя во всей красе — на хор её поставил, чтобы она познала всю страсть в избытке. От расстройства чувств Натаха кинулась в другую крайность — выбрала «защитником» районного ментовского начальника. Тот регулярно её потрахивал, не отходя с рабочего места, да ещё и бабки с неё брал за «крышу». Потом его скинули, и она опять оказалась у разбитого корыта.

— Откуда ты все это знаешь? — удивилась Лариса.

— Натка сама мне рассказала. Слезу из меня давила, разжалобить хотела, чтобы я помогла ей в бизнесе. Эффект от её излияний оказался прямо противоположным. У меня не только пропало всякое желание ей помогать, но захотелось немедленно сбегать в душ и отмыться от всей помойки, которую она на меня вывалила. До сих пор тошнит. Не буду всего рассказывать, это просто мерзость. Сидела бы она тихо, вышла бы замуж за слесаря, родила бы троих ещё более дебильных детей, чем сама, подтирала бы им слюнявые рты, ходила бы в застиранном халате, — вот настоящая Наткина судьба, при ее-то уме и талантах. А она в бизнес поперлась, мать ее! Теперь у нас с тобой головная боль от её телодвижений.

— Алка, тебя не поймешь. То ты готова помогать ей, то опять костеришь почем зря.

— Мое отношение к ней зависит от того, насколько она втянула нас в свою дурно пахнущую историю. Как ни кинь, получается, что Натка замазана. Если это касается только её, то я готова взять свои слова взад, но если все же она нас сюда припутала, то пощады ей не будет.

Ларисе не хотелось портить себе настроение перед встречей с Евгением Сергеевичем. Еще неясно, припутала ли её Натка, так чего ж заранее печалиться? Может быть, завтра что-то выяснится, а сегодня у неё должны быть ясные глаза и беспечное выражение лица.

— Ладно, мать, я поехала, — закруглилась она, вставая. — Мне ещё в парикмахерскую надо заехать, маникюр сделать.

— Везет же некоторым! — тут же переключилась Алла, которая тоже не умела долго сердиться и застревать на негативных эмоциях. — В люди выводят, в рестораны приглашают… А меня хоть бы в паршивую забегаловку кто пригласил…

— Разве ты давно не была в ресторане? Ты же эти заведения посещаешь чаще меня.

— Да в воскресенье с Леником была.

— А чего ж тогда плачешься?

— Так уж целых три дня прошло! Отвыкать начала. Опять же пожрать вкусно люблю, а на халяву — особенно. Дома у меня шаром покати. Раньше хоть бывший хазбенд иногда холодильник набивал и кулинарничал, а теперь некому. Я ж домашнее хозяйство терпеть не могу, кроме кофе вообще ничего не умею. Думаю, может, Витьку обратно взять, но теперь не в качестве мужа, а повара? У него мясо в тесте классно получалось, и баранья нога тоже. А уж свинина, запеченная с грибами… И в кляре он все очень аппетитно делал. Вот ведь какой талант зарыл в землю, подлец! Нет, чтоб поваром стать, так он в писатели подался, чертов непризнанный гений! Если б Витек только стряпал, а дурью по части писанины не маялся, то я б ему все грехи простила. Я ведь раб желудка. Люблю поесть часто, но много и вкусно. Эх, даже слюнки потекли, как вспомнила кулинарные изыски бывшего муженька. А на работе то пицца, то гамбургеры, то бигмаки, которые мне Толик таскает. От них я только вширь раздаюсь, а никакого желудочного удовлетворения. Кадавр я, желудочно неудовлетворенный. Страсть как люблю повеселиться, а особенно пожрать. Ты уж возьми с собой полиэтиленовый мешочек и сложи в него все, что вы не доедите, не забудь о подруге, ладно?

— Ты что, Алка, серьезно? — изумилась Лариса.

— Охренела, что ли, мать! С тобой даже неинтересно — совсем не врубаешься. Прям как Толик, все понимаешь буквально. С вами я совсем чувство юмора потеряю. Тогда мне хана. Выйду из образа.

— Ой, а я уж испугалась, решила, что ты с тоски совсем сбрендила.

— Ты давай, шевелись пошустрее, разгоняй мою тоску. Где твой сыщик номер два, а?

— Сегодня же напомню Виталику.

— Не обмани, подруга, невинную девушку! Я вся в надежде!

— Не обману, — рассмеялась Лариса и пошла к выходу.

Навстречу ей попался Толик и пошел рядом. Возле её машины он остановился.

— Лар, чо у вас стряслось-то, а? А то Алка-то сама не своя. Матюгается и кричит: «Отвали от меня!» Она ж не чужая мне, как родная. У меня кроме её да командира и нет никого. И с командиром Алка разлаялась. Он давеча приезжал, дак она так его крыла, что аж здесь было слыхать. Потом чего-то тяжелое об стенку грохнулось да и разбилось. Потом уж увидал, что это Алка шарахнула этой штукой, куда ручки втыкают. На столе у ней стояла. Тяжелая, сволочь, килограмма два. Видать, Алка в командира целилась, да не попала. Он вышел весь белый. Ребята-то наши все слыхали. Ему-то позор какой! Уж я тебе не буду говорить, чего она ему орала, командир не велит при вас выражаться, но так обзывалася по-матерному, что и я не сумею. Командир-то теперь ужас какой злой. С Саввой решил повоевать. В субботу стрелка. Дело-то ерундовое, а командир велел всем бойцам автоматы чистить и готовиться. Точно война начнется. Командир сам едет, а чо ему на рядовой стрелке-то делать?! Как пить дать — стрелять затеет. Он когда злой, палить любит.