Христианство предложило более глубокую и духовную весть, чем мистерии, теософскому сознанию Востока, философскому сознанию Греции и юридическому сознанию Рима. Каким бы блестящим ни был аллегорический экзегесис мистерий, какой бы отдаленной ни была та древность, которой они похвалялись, каким бы величественным ни был их авторитет, каким бы впечатляющим и зачастую прекрасным – их символизм, в конце концов в мистериях оставались лишь одни тающие мифы, в которых было не сыскать теологии и легенды, отвратительные для нравственного чувства, в то время как христианский апологет мог воззвать к истине, которая была понятна, поскольку была заключена в Слово, ставшее Плотью в Богочеловеке.

Появление христианства на какое-то время почти не привлекало внимание и оставило лишь слабый след в языческой или иудейской литературе того времени. Сенека (перед трибуналом, в котором председательствовал его брат и на который иудеи привели Павла) не упоминает о новой вере, которая, как мы знаем, быстро распространялась в его время. Светоний по недоразумению упоминает об Иисусе как о подстрекателе к мятежу в Риме. Тацит, писавший в начале II века, говорит о подъеме этого «вредного суеверия (exitiabilis superstitio)» и о смерти его Основателя при Понтии Пилате.

Спорный пассаж у Иосифа Флавия, касающийся Иисуса, теперь может считаться аутентичным. Лукиан насмехается над «распятым софистом», а благородный Аврелий в единственном открытом упоминании [1028] о христианстве называет его «просто упрямством».

Именно иудеи первыми забили тревогу против новой религии, которая была так похожа и в то же время так отличалась от той веры, что породила ее; именно они и в Палестине, и в диаспоре были инициаторами первых преследований христиан. Сначала сами иудеи считали новую веру просто новой сектой или пророческим возрождением в рамках иудаизма. Апостолы в Иерусалиме некоторые время придерживались того же мнения и продолжали жить, как иудеи, в то же время считая Иисуса Мессией. Вскоре последствия нового учения стали очевидны для иудеев, и трудные вопросы, поднятые миссией среди язычников, донесли не только до Павла, но и до религиозных авторитетов среди иудеев, что если христианство является правдой, то истинный иудаизм обречен: Христос – «конец Закона». Консервативные элементы в иудаизме попытались искоренить новую ересь и с этой целью призвали на помощь светские власти. Христианство, отвергнутое иудаизмом, стало «недозволенной религией», которая в течение поколений росла и распространялась, как сказал Тертуллиан, sub umbraculo licitae Judaeorum religionis. Видимо, для бдительных римских властей оказалось сюрпризом, когда они поняли, что новая религия, очевидно не имевшая прошлого, внезапно появилась на сцене, заявляя, что является мировой религией, и оспаривая права императорского культа. В результате большого пожара в Риме в июле 64 года Нерон, чтобы рассеять слухи о том, что он поджег город, начал первое имперское преследование христиан; с тех пор христианство привлекало все больше внимания – как враждебного, так и дружеского. Все преследования и полицейское наблюдение императорского правительства были так же тщетны в своих попытках остановить распространение христианства, как истребление младенцев Иродом не могло помешать этому учению появиться на свет. Христианство становилось все сильнее, когда ему противостояло государство, другие популярные религии, родственная ему вера, наука и философии того времени.

Стабильность христианства является свидетельством того, что его победа была достигнута в основном духовными средствами, не просто недостатками религий мистерий, но его собственными внутренними качествами. Обладая Духом Христовым, оно смогло пробудить и преобразить массы, которые приходили к нему из невежества или по низким мотивам. К христианству, как и к другим религиям, многие его приверженцы приходили по мотивам, которые трудно назвать религиозными. Некоторые видели в христианстве более значительный магический потенциал для совершения экзорцизма и чудотворства; некоторые принимали его из страха последнего суда, которым угрожало грядущее второе пришествие; некоторые искали рая земного; некоторые, в тот век теософии, жаждали пневматической харизмы. Христианство обрело могущество отнюдь не верой таких приверженцев.

Весьма познавательно будет выделить причины, которым историки приписывают победу христианства. Например, Гиббон [1029] относит ее за счет 1) энтузиазма ранних христиан; 2) их веры в бессмертие с будущими наградами и наказаниями; 3) чудес; 4) высоких моральных установок его первых исповедников; 5) эффективной организации по модели империи. Более удивительно, что Мериваль [1030] пропустил его истинный секрет, перечислив четыре фактора: 1) внешние свидетельства очевидного исполнения пророчеств и чудеса; 2) внутренние свидетельства: удовлетворения духовных нужд империи; 3) чистота жизни и героическая смерть христиан; 4) временный успех, который завоевало христианство при Константине. С гораздо большей истиной Джон Блэки [1031] говорит: «Христианство обращалось к миру с тройным преимуществом: разумное учение, поразительная нравственная сила и общепринятая историческая основа». Ренан, обсуждая вопрос в нескольких интересных главах своего «Марка Аврелия», говорит: «именно посредством нового жизненного учения, которое оно ввело в мир, христианство победило» [1032] , и в другом месте [1033] : «в учении Христа был новый дух и печать оригинальности» (cachet original). Французский модернист А. Луази в своей книге «Языческие мистерии и христианское таинство» (Les Mystères païens et le Mystère chrétien) [1034] доказывает, что превосходство христианства было в его подчеркнутом монотеизме, подразумевавшем личность Бога, и в его учении о воплощении.

Леки [1035] указывает, что христианство сочетало больше отдельных мощных и привлекательных элементов, нежели какая-либо другая религия, таких как универсализм, полный сочувствия к людям культ, благородная система этики, идеал сострадания. «Главной причиной его успеха было соответствие христианского учения с духовной природой человечества. Именно поскольку оно соответствовало нравственному чувству своего времени, оно верно отражало высший тип превосходства, к которому стремились люди, оно отвечало на их религиозные потребности, цели, чувства, поскольку все духовное существо человека могло распространяться и расти под его влиянием, и поэтому ему удалось столь глубоко укорениться в сердцах людей». Рейнак [1036] приписывает его победу и прочность простоте и чистоте, в то время как Кюмон [1037] видит его победу просто «завершением долгой эволюции верований». Более исторически оправданно, чем эти последние два автора, Макгифферт считает: «Древнее христианство победило просто потому, что в нем было гораздо больше элементов силы и устойчивости, оно сочетало в себе целый ряд привлекательных черт и удовлетворяло более разнообразным потребностям, чем какая-либо другая система… его победа в Римской империи оказалась вполне заслуженной благодаря явному превосходству» [1038] .