«И тем самым ты уничтожил не только мой мобильник, но и единственный шанс добраться до острова», – с яростью подумал Херцфельд.

– Впрочем, ты должен быть непогоде благодарен, – заметил Мартинек.

– Почему?

– Потому что Гельголанд не находится в твоей юрисдикции, Пауль. А благодаря непогоде тебе удалось добраться до информации, по которой ты меня нашел. Мне пока неизвестно, как ты это сделал, однако смею предположить и побиться об заклад, что на острове у тебя есть помощник. Я прав?

В ответ Херцфельд неосознанно кивнул в знак согласия. – Полагаю, что это небезызвестный комендант. Однако сейчас это не имеет значения. Повторяю, если бы не ураган, то ты никого не смог бы заставить сделать всю грязную работу за тебя. Суди сам. Если бы персонал островной клиники не эвакуировали, вскрытие найденного трупа было бы официально инициировано прокурором. А как только обнаружилась бы связь между трупом и Ханной, тебя бы немедленно отстранили от всех дальнейших расследований. Тебе не кажется такая ситуация знакомой?

«Значит, таков был твой план», – подумал Херцфельд.

Он хорошо знал, что после гибели Лили Мартинека лишили права проводить вскрытие тела собственной дочери. Теперь же в соответствии с замыслом Свена испить такую же горькую чашу предстояло и ему. В этом случае Херцфельду для спасения Ханны пришлось бы использовать незаконные способы, чтобы получить доступ к результатам расследования.

– Ураган позволил тебе действовать на свой страх и риск. Без него ты никогда бы в своем расследовании так быстро не продвинулся, – продолжал гнуть свою линию Мартинек.

В этот момент Херцфельд затаил дыхание и на время прекратил попытки освободиться от оков – еще немного и его руки оказались бы на свободе, ведь его бывший коллега не приложил большого усилия, когда затягивал узлы, связывая своего пленника. Ему явно не хватало соответствующего опыта.

«Наверняка всю грязную работу Свен поручает своему подельнику. Тому самому, который на видео помог ему утопить тело в озере. Этому неизвестному, который не имеет навыков в вязании настоящих узлов. А это свидетельствует о том, что данный человек никогда не занимался захватом заложников и не является хладнокровным серийным убийцей», – мысленно рассуждал Херцфельд, моля Бога, чтобы его догадки оказались чистой правдой.

– Я тебя не понимаю, Свен. Ты же не убийца, – оторвавшись от своих мыслей, сказал Пауль и попытался взглянуть стоявшему рядом с камерой Мартинеку прямо в глаза.

– Ты уверен?

– Да, в этом я уверен. Возможно, именно ты подготовил подсказки и там, где это было возможно, препарировал трупы. Этого я не исключаю, но у меня есть серьезные сомнения в том, что план принадлежит тебе целиком и полностью. Ведь насаживание судьи на кол является проявлением чисто полового преступления.

– Я так и знал, что ты обо всем догадаешься. – Мартинек печально улыбнулся.

– Не совсем так. Возможно, мне удалось расшифровать твои знаки, но я не понял, Свен, зачем ты все это делаешь?

«Зачем ты все это направляешь против меня?»

Мартинек закусил нижнюю губу и принялся перебрасывать пистолет из одной руки в другую. Затем он задал встречный вопрос:

– Ты знал, что судья вынесла Задлеру столь мягкий приговор, возможно, только потому, что ее муж когда-то проходил по делу о сексуальных домогательствах?

Херцфельд только мотнул головой.

– Дело заключалось в том, что ее муж Магнус был дирижером, – продолжил свой рассказ Мартинек. – За нарушение дисциплины он выгнал из оркестра одну молодую виолончелистку. Тогда она решила отомстить ему за это, написав заявление в полицию о домогательствах с его стороны. Потом она сняла все свои обвинения, но репутация дирижера была уже сильно подмочена. Магнуса уволили, и больше на работу его никто не брал. Из-за сильных переживаний он заработал инфаркт и умер.

– Тогда ты понимаешь, куда может завести слепое чувство мести, Свен, – со вздохом проговорил Херцфельд. – Своими мягкими приговорами Тевен мстила той женщине, оболгавшей ее мужа, или скорее даже обществу, в котором возможно что-либо подобное. Но ты разрушаешь мою семью, хотя смерти твоей дочери на моей совести нет.

– Значит, ты так это видишь? – несколько разочарованно спросил Мартинек.

– Да. Потому что я не Задлер. Я не насиловал и не убивал твою дочь.

– Согласен, – кивнул Свен.

Он помолчал некоторое время, задумчиво глядя на оружие в руках, а потом заявил:

– Лили ты не убивал. Ты убил не ее.

«Не ее?» – удивился про себя Херцфельд и спросил:

– Почему ты так сказал?

В ответ Мартинек поднял пистолет, навел его на грудь Херцфельда, как это демонстрируют в американских кинофильмах, и заявил:

– Как я уже говорил, все происходящее не является исповедью киношного героя.

При этом он, не глядя, протянул руку к камере, стоявшей рядом с ним, нажал на кнопку, располагавшуюся сбоку аппарата, и вытащил из его кармашка, открывшегося с протяжным звуковым сигналом, предмет величиной с почтовую марку.

– Что ты собираешься делать? – спросил Херцфельд, почувствовав недоброе.

Однако Мартинек не стал демонстрировать ему предмет, который зажал в кулаке. Свен встал между профессором и камерой и уставился на Херцфельда немигающим взглядом, который с каждой секундой становился все апатичнее и апатичнее.

– Ты прав, Пауль. Я не убийца. Для этого у меня не хватает мужества. – Мартинек тяжело вздохнул и продолжил:

– Однако в данном случае речь идет не только о тебе или твоей дочери. Здесь дело куда более значимое, и это он мне очень хорошо разъяснил.

«Он?» – удивился Херцфельд и спросил:

– Он – это кто?

– Мне кажется, что ты с ним скоро познакомишься. Поверь, он очень хороший человек.

В этот момент Херцфельд с ужасом осознал, что трагедия, приключившаяся с Лили, окончательно лишила Мартинека рассудка – его слова вызывали не меньшую тревогу, чем дела. Свен быстро поднес сжатый кулак ко рту, раскрыл и прижал ладонь к губам. Пауль и глазом моргнуть не успел, как Мартинек проглотил что-то, и только заходивший при этом туда-сюда кадык свидетельствовал о том, что он не ошибся.

– Что ты сделал? – воскликнул Херцфельд, отчаянно пытаясь освободиться от пут.

Еще немного усилий – и его руки будут свободны. В этом профессор был уверен. Однако Мартинек не захотел давать ему необходимое время и снова направил на него пистолет.

– Ты сказал, что рад моему приходу, – заявил Херцфельд, делая последнюю попытку удержать Мартинека от осуществления его намерения. – Почему?

Свен прикрыл глаза, словно серьезно размышляя над этим вопросом, а затем тихо произнес:

– Потому что тогда я не буду заканчивать свою жизнь в одиночестве.