– Мередит, твое представление о себе не может быть так искажено. – Ник несколько минут молча смотрел на нее. – И так ты думала все эти годы? Что Эдмунд не хотел тебя, потому что находил тебя непривлекательной?

Она нахмурилась и скрестила руки.

– Мой позор оказался для тебя такой интересной темой?

– Позор? – Ник не отрывал взгляда от ее лица. – Дорогая девочка, Эдмунд не испытывал желания, потому что он не мог. Ни один мужчина с горячей кровью и здоровым аппетитом не оставил бы брак с тобой не консумированным. – Его многозначительный взгляд не остался ею не замеченным. Мередит в недоумении покачала головой, и он решил сказать все прямо: – Он не мог желать тебя, потому что предпочитал мужчин.

Мередит бессильно опустила руки. Множество мыслей пробегало у нее в голове, главной из них было неверие.

– Это абсурд. Я никогда не слышала ничего подобного. Этого не может быть…

– Милая моя, наивная девочка, это правда. Поверь мне.

Она прижала руку к груди.

– Значит, это не меня Эдмунд находил неприятной?

Ник усмехнулся:

– Мой брат находил неприятным все женское население в целом.

– Все эти годы я думала, что дело только во мне. – Мередит прижала пальцы к губам и отвернулась, чтобы скрыть брызнувшие из глаз горячие слезы.

– Посмотри на меня, – приказал Ник.

Она отчаянно замотала головой, закрывая лицо руками, в смятении и шоке от услышанного, не в силах посмотреть на него. Она не заметила, как он подошел и положил руки ей на плечи.

– Ты достаточно настрадалась. Напрасно. Больше не будешь. Ты желанна. Стоит мне лишь взглянуть на тебя, как я уже хочу тебя. – Он убеждал ее все настойчивее. – Черт побери, именно поэтому мы и спорим. Я хочу тебя, Мередит. Очень. И я не соглашусь на брак лишь по названию.

Он заглянул ей в лицо и провел загрубелым пальцем по ее мокрым от слез щекам. Когда Ник наклонил голову, она поняла, что он собирается поцеловать ее.

Скользкая как угорь, она выскользнула из его рук и отступила на несколько шагов.

– Мы не можем, – заикаясь, сказала она.

– Не можем? – повторил он. Он опустил руки, странно, но он выглядел растерянным, словно потерявшим что-то дорогое. Если бы она не отступила, эти руки уже обнимали бы ее.

– Возможно, я не могу не связывать близость с любовью! – в отчаянии воскликнула она, отступая за стул. – Ты не хочешь этого, и я, конечно, тоже не хочу.

Ник помолчал, явно захваченный врасплох ее признанием.

– Ты не должна хотеть любви, Мередит. Любовь делает человека слабым и ранимым. Она приносит одни страдания. – Он произнес это с таким убеждением, что Мередит поняла, что он искренне верит в это.

– Вероятно. Но не могу сказать, что не стану ее жертвой. – Она глубоко вздохнула и добавила: – Или что я не стану ожидать ее от тебя.

Лицо Ника окаменело, и знакомый стальной блеск вновь появился в его глазах:

– Едва ли я отношусь к тем мужчинам, которые, женившись на красивой женщине, не тронут ее. Особенно после того, как я ее познал. Просто не забывай повторять себе, какой я негодяй, и ты не сможешь полюбить меня.

Она упрямо покачала головой и пропустила мимо ушей слова о своей красоте. Сейчас было не время позволять ему сбить ее с толку.

– Ты женишься на мне из-за какого-то глупого чувства ответственности, – настаивала она. – Не думаю, что нравственно делить ложе, когда мы не имеем намерения быть верными супругами, хотя бы потому, что это не исправит того, что мы один раз сделали это.

Его кулаки разжались и снова сжались, и Мередит почувствовала, как он борется с желанием как следует встряхнуть ее. Она опустила глаза и уставилась на потертый ковер под ногами, избегая осуждающего взгляда Ника.

– Думай что хочешь. Но сегодня ночью мы выполним наши брачные обеты. И я сомневаюсь, что твоя нравственность будет сильно протестовать. Насколько я помню, раньше ты получала от этого большое удовольствие.

Его слова раздосадовали ее. Главным образом потому, что он сказал правду. Если бы он занялся совращением ее, у нее не оставалось бы и шанса. Мередит овладевало отчаяние. С той самой ночи, когда она натолкнулась на него около детской, ее сердце начало свое падение. Но она должна была попытаться. Этого требовала гордость. Эдмунд отверг ее тело, но это нельзя было и сравнить с тем, что мог сделать этот человек с ее сердцем. Всю жизнь быть связанной с тем, кто не может ответить на ее любовь, – это было бы адом. Каждая минута, когда она молила бы Бога, чтобы он никогда не узнал, что ее сердце безвозвратно отдано ему, была бы мукой. День за днем находиться рядом с ним, страдать от его равнодушия к ее любви – это бы медленно убивало ее.

Эту нерадостную минуту выбрал для своего появления мистер Элиот, умытый, с мокрыми волосами, как шлем облегавшими его голову. Хозяин гостиницы и его жена выступали как свидетели. Веселая женщина вытащила из вазы несколько цветков и вложила их в руки Мередит. Сжимая липкие мокрые стебли в ладонях, она в каком-то оцепенении слушала слова, во второй раз связывавшие ее браком.

– Ты, Николас, обещаешь ли ты перед Богом и этими свидетелями хранить верность этой женщине?

– Обещаю, – спокойно и холодно ответил Ник. Мистер Элиот повернулся к Мередит и повторил свой вопрос. Она пыталась сосредоточиться, чтобы потом вспоминать этот момент со всеми подробностями, но все происходило как в тумане. Должно быть, она правильно ответила, ибо мистер Элиот назвал их мужем и женой, а Ник положил ей руки на плечи и повернул лицом к себе, чтобы поцеловать. Его губы чуть коснулись ее губ. На секунду Мередит почувствовала их легкое прикосновение, и тут же ее обняла жена хозяина гостиницы, женщина светилась от счастья, как будто не была свидетельницей сотни венчаний в своей гостиной.

Вот так все и произошло.

Мередит вышла замуж за того самого человека, который ей поклялся избавиться от нее.

Они ужинали в отведенной им комнате за небольшим столом, накрытым льняной скатертью. Мередит не знала, хозяин ли посчитал, что они нуждаются в уединении, или Ник попросил его об этом, но она могла бы обойтись и без этого напряженного молчания.

Кровать была совсем небольшой по сравнению с ее кроватью в Оук-Ран, но ее взгляд непрерывно устремлялся к ней, кровать все время напоминала Мередит о том, что должно произойти, о брачной ночи, об ожидаемой консумации. Они едва уместятся вдвоем на таком узком ложе. Им придется спать, тесно прижавшись друг к другу или друг на друге. Представив это, она покраснела. Она сделала глоток кларета, заставляя себя не смотреть на кровать.

– Тебе не нравится ужин?

– Очень вкусно. – Мередит вонзила вилку в жареного цыпленка, стараясь показать свой аппетит, но у нее не выходила из головы раскрытая Ником тайна. Эдмунд не желал ее, потому что предпочитал мужчин. А не потому, что она лично вызывала у него отвращение. Ее мнение о себе последние семь лет было основано на том жестоком факте, что ее отвергли. Сейчас она не знала, что ей и думать. Она не узнавала себя. Все, что тогда так больно ранило ее, оказалось недоразумением.