– А-а-а-а, это по тем машинам… А что за срочность?! Взяли кого-то?

– Никого не взяли, Роман Ефимович, и ради Бога, шума по этому поводу не поднимайте. Просто мои ребята проверяют одну версию. В журнал не записывайте, официальных экспертиз не надо – просто заключение специалиста.

Раза три он позвонил Михайлову, и опер подробно отчитывался, в какой точке города он находится. Наконец, через двадцать минут, встревоженный Вениамин выскочил из затормозившей во дворе машины. Лис встретил его на лестничной площадке.

– Сгоняй в морг, там дежурит Роман Ефимович, я с ним говорил. Пусть проверят, но не упоминай, откуда эти вещдоки… Тьфу, да никакие это не вещдоки, просто проверочные образцы! Вот соскобы с одежды, похожие на кровь, – сказал он, передавая ему маленький, аккуратно сложенный пакетик. – А это я целиком упаковал расческу, пусть сам сделает смывы.

– А-а, – Михайлов перевел дух. – А я думал…

– Женишься, будешь еще больше думать. Если окажется кровь, установите группу, резус, – словом, индивидуальные признаки. И сразу же ко мне. Сразу! Без телефонных звонков! И меньше писанины в журналах. Это просто оперативный эксперимент!

Потом он сидел на кухне, пил, не закусывая, водку и думал: что надо будет сделать, когда позвонит Веня и скажет: «Это кровь, группа такая-то, резус такой-то…» И что дальше? Писать рапорт с предложением «примерять» Ребенка к нераскрытым убийствам? Или «колоть» ее самому? Или просто уничтожить вещдоки? Или сделать так, что ничего подобного не было? Или… Что еще «или» в голову не приходило. Да и вообще ничего не приходило…

Михайлов позвонил в дверь через два часа. Коренева как будто током ударило. Он резко распахнул дверь.

– Ну?!

– Это не кровь, Филипп Михайлович! – спокойно доложил Веня. – Это краска. Портретная краска, такими картины рисуют… И расческа абсолютно чистая. Как сказал Роман Ефимович: «Ни одного эритроцита! Да и откуда им взяться на расческе?»

– Ну, и хорошо! – выдохнул Лис. – Выпьешь?

– Нет, спасибо, я еле на ногах стою, а завтра на дежурство заступать.

– А еще что там ты наработал?

– Так только распустил щупальца – завтра результат будет…

– Спасибо, Веня! Иди, отдыхай! А завтра в шестнадцать встретимся в проходняке за Лысым Гришей, и ты расскажешь, что нового собрал.

– Есть!

Лис выплеснул последнюю стопку в раковину. Ничего не надо делать! Надо быть нормальным человеком, а не ищейкой в своем собственном доме! Это профессиональная деформация, и с ней надо бороться, иначе вполне можно угодить в психбольницу… Он тщательно вымыл Катину расческу, вытер и вернул в сумку, а новую забрал, чтобы завтра выкинуть в урну подальше от своего дома. Иначе нельзя: она обязательно заметит подмену, начнет спрашивать и всем рассказывать этот удивительный случай, а привлекать внимание ни к Кате, ни к ее расческам совершенно не следует.

Он посмотрел на часы. Четыре двадцать, скоро рассвет. Ругая себя последними словами, Филипп вернулся в спальню. Катя спала – спокойно и невинно, не подозревая о тех страстях, что всю ночь бушевали в квартире, и о тех подозрениях, которые съедали ее мужа. Когда он лег, она проснулась, потянула носом и удивилась.

– Какой ты пьяный, Филя! Зачем ты так напился?

– Извини, Ребенок, извини! – уткнувшись лицом в Катины волосы, твердил Лис. В этот миг он дал клятву, что никогда не будет использовать ментовские приемы против собственной жены.

Хотя, положа руку на сердце, он их никогда и не использовал. Он не заагентурил Илону или Оксану (а может быть, и обеих), он не поставил телефон Ребенка на прослушку и определение геопозиции, он не посылал за ней «наружку», не записывал ее разговоров со всеми фигурантами общения…

С его возможностями, можно считать, что он не делал ничего. Почему? – вот вопрос! Потому что любил и полностью доверял? Или боялся узнать нечто такое, что мгновенно нарушит иллюзию любви и доверия? Лет восемь назад она ездила на стажировку в головной институт в Москву, пять дней жила в общежитии, хотя застать ее в комнате по телефону удавалось очень редко. Но тогда шел чемпионат по футболу, и объяснение, что все слушатели «болеют» у телевизора в большом зале, да еще выключают телефоны, было если и не правдивым, то правдоподобным. Несколько раз он хотел слетать в Москву и своими глазами посмотреть, чем занимается его женушка, но… Так и не слетал. Может, потому, что помнил древнюю восточную пословицу: «Если обладаешь единственным в мире тончайшим хрустальным веером, то лучше не только не прикасаться к нему, но даже и не смотреть в его сторону, – так он лучше сохранится….»

Фотороботы девушки, которую подвозил Акоп, раздали, как и положено, постовым, участковым, они висели перед райотделами полиции, их давали посмотреть жильцам многоквартирных домов, несколько раз показали по телевизору. Девушка как девушка, лет двадцати, лицо вытянутое, довольно симпатичное, но злое.

– Примерно так свидетели описывали и девушку, которую московские быки затаскивали в машину на Соборном, – сказал Михайлов. – Но тот случай у нас не зарегистрирован, поэтому я ее к тому делу и не примерял…

– Правильно, нам своего хватает, – буркнул Лис.

Надо сказать, что фоторобот очень редко повторяет все черты оригинала. Узнать на нем человека довольно сложно, но, тем не менее, это было лучше, чем ничего. Поиски «пожарницы», как стали называть незнакомку, возможно, давали выход на убийства владельцев дорогих автомобилей, поэтому к делу относились серьезно, конечно, в сегодняшнем понимании серьезности. Лис знал, что ее ищут и бандиты, надеясь через нее выйти на незнакомца, который разделался с московскими пацанами. Но это их дело. Лиса интересовал полицейский розыск. И, как всегда, он оказался в этом поиске первым!

Казалось, он получил информацию о ней совершенно случайно. Так бывает часто, но только у хорошего опера. Как у опытного рыбака, который долго выбирает место, где водится стерлядь, старательно прикармливает, выбирает нужную погоду, а потом хвастает хорошим уловом. И помогла, как ни странно, Лису его законная жена Екатерина Коренева.

В последнее время она перестала водиться со своими бесконечными «девчонками», вечера проводила дома и даже пробовала вести хозяйство. В этот вечер Лис, закрывшись в кабинете, изучал список возможных фигуранток по автомобильным убийствам, а Ребенок, лежа в соседней комнате на диване, смотрела телевизор. Лиса насторожило в этом списке то, что слишком часто Ребенок ходила к художнику Абрикосову – почти каждый день! Ну да, там центр интеллигентской тусовки, Илона часто делает из таких мест фоторепортажи, но не каждый же день там торчать! Тем более она якобы проводила у него целые дни, а нередко и оставалась ночевать, чего не могло быть в принципе, ибо ночевала она всегда дома. Больше того, по списку получалось, что Ребенок была у Абрикосова, когда они вместе с Лисом находились на дне рождения у сослуживца, когда ходили в кино, когда ужинали в ресторане, когда она посещала открытие Водного дворца, когда они с подружками дома пили шампанское с тортом и он к ним присоединился, хотя не терпел ни того, ни другого. Конечно, это не официальные сводки наружного наблюдения с датами, часами, минутами и печатями, это оперативная информация, собранная у соседей, которые вполне могут ошибаться…