Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я предполагала, что это сработает.
18
Адельфия шла рядом со мной, ее присутствие умиротворяло и успокаивало. Калдрис, хоть и с неохотой, но разрешил мне идти рядом с ней и другими людьми из ее группы, которые, болтая о своей жизни, говорили, что, должно быть, Адельфии было очень интересно узнать Калдриса с первого взгляда.
– Откуда ты так много знаешь о богах? О древних ритуалах? – спросила я, глядя на сумку, висевшую у нее на груди.
Я подозревала, что там покоится череп бога. Трудно было представить, чтобы она рассталась с ним.
– Мы родом из деревни, которая сопротивлялась Новым богам сколько могла. В конце концов король послал своих жрецов и жриц, чтобы силой обратить наш народ в новую веру, но к тому времени мы уже спрятали все наши запрещенные тексты и артефакты в надежном месте. Жители деревни сделали все возможное, чтобы сохранить эти знания для будущих поколений, которые тоже уже ушли, – сказала она, кивая головой, пока мы шли по заснеженной земле. – Именно поэтому я и смогла узнать твою половину.
Я тоже кивнула, уже догадываясь о том, что она мне рассказала. Завеса разделяла наши миры несколько столетий, но люди, жившие века назад, смогли сохранить древние тексты, несмотря на запреты. Только в них можно было увидеть портреты Древних богов. Это был единственный способ, которым обычная смертная женщина могла воспользоваться, чтобы узнать, как выглядят боги. Мое внимание переключилось на книгу, которую мне дал Холт. Она была в седельных сумках, перекинутых через круп Азры.
– В ту ночь, когда свеча предсказала, что тебе суждено умереть, я почувствовала, что это предостережение – правда, – сказала Адельфия, снова привлекая мое внимание к себе. – Но я бы ни за что не догадалась, что это отсылка к богу Мертвых. Обычно я не верю, что магия понимает такие нюансы – ведь ты вполне жива, – задумчиво произнесла она, протягивая руку, чтобы взять мою.
Движения у нее были непринужденными, голос звучал тихо, когда она осторожно посмотрела на Калдриса, который ехал рядом с Холтом.
– Держись рядом со своей половиной. Боюсь, что с твоей жизнью может произойти что-то еще, Эстрелла.
– Боюсь, очень многие желали бы моей смерти, – усмехнулась я, отмахиваясь от ее заявления.
Когда я наткнулась на ритуал в лесу и узнала предсказание свечи о том, что меня ждет смерть и что я умру до того, как наступит следующий Самайн, я была потрясена. Мне как будто намекнули, что я смертна. Именно тогда я вспомнила, что человеческая жизнь может закончиться очень быстро и что все мы – лишь временные гости в этом мире. В последующие недели я гораздо ближе познакомилась со смертью. Я танцевала с ней столько раз, что сбилась со счета, и жизнь, в которой мне не нужно было ежедневно думать о смерти, казалась очень далекой.
Будто это была совсем другая жизнь.
– Тем более надо держаться рядом с мужчиной, который сделает все, чтобы ты осталась живой и здоровой, – сказала Адельфия, наконец отпуская мою руку.
Она откашлялась, перевела взгляд на тропинку, по которой мы шли по открытой равнине, и вздохнула.
– Уверена, что в вашей деревне тоже делали все возможное, чтобы настроить вас против фейри. Это было очевидно, потому что именно так ты себя вела той ночью в лесу. Но ты с готовностью присоединилась к нам, чтобы участвовать в ритуальном песнопении. Часть тебя всегда знала, что путь Новых богов не является естественным ходом жизни. Не дай этой части себя умереть, когда ты больше всего в ней нуждаешься.
– Во что я твердо верю, так это в то, что бороться стоит за что-то вроде свободы, – сказала я, вздернув подбородок и взглянув на Калдриса краем глаза.
Он, казалось, был погружен в разговор с Холтом, но я не могла отделаться от ощущения, что он внимательно слушает каждое слово. Услышать нас было невозможно, но кожу мне покалывало от осознания, что он все слышит.
– Ох, милая девочка. Что ты знаешь о свободе? – спросила Адельфия грустным голосом, глядя на меня сбоку.
Ее взгляд давил на меня тяжелым грузом, лишая дыхания.
– Всю свою жизнь я боролась, чтобы сохранить хотя бы малую ее часть…
– Когда дело доходит до свободы, ничего малого быть не может, – сказала она и, поморщившись, взглянула на кандалы у меня на запястьях. – Она либо есть, либо ее нет, и ты была узницей этого мира еще до рождения только потому, что у тебя нет члена. Сколько бы раз ты ни ускользала по ночам, ты всегда была узницей – только мятежной.
– А разве теперь я стала свободнее? – спросила я, многозначительно звякнув металлом своих кандалов.
– Ты не свободна и на самом деле, возможно, никогда не будешь свободна в том смысле, в каком ты сама хочешь. Если ты примешь свой путь и свою половину, которой суждено быть рядом с тобой, ты опять окажешься в заточении, но другого рода. Мне кажется, оно будет предпочтительнее страха за свою жизнь, страха перед наказанием для восставших против правил. Полагаю, только время покажет, – сказала Адельфия, пожимая плечами.
– О чем ты говоришь? – спросила я.
Она улыбнулась, и ее губы широко растянулись, обнажив зубы, напомнив злой оскал, который мало походил на улыбку утешения.
– Независимо от того, что ты чувствуешь по этому поводу, ты – наследная принцесса двора Зимы и Теней. Это титул, и он будет связан с ответственностью перед твоим новым народом – с бременем, под которым, я уверена, многие чувствовали бы себя как в ловушке.
– Да с чего бы такой титул мог что-то значить? Если не вмешаются Судьбы, королева любого двора, вероятно, будет жить и править веками. Маловероятно, чтобы Калдрис когда-либо взошел на трон, – сказала я, но мой голос замер под тенью сомнений.
Я подумала, что совсем ничего не знаю о том, как работает иерархия в мире фейри и каков у них порядок наследования трона. Я даже не знала, случалось ли когда-нибудь такое, чтобы кто-то из членов королевской семьи вдруг покинул трон.
– Держу пари, что даже королева фейри может устать, если, конечно, ее не обуревает жажда власти. Из того, что я знаю о Маб, тут я согласна, что она никогда не сойдет с трона, но всегда есть шанс, что мать Калдриса может устать править. Только подумай, сколько веков она уже прожила до того, как родился Калдрис.
Голос Адельфии стал задумчивым, когда она обдумывала эту мысль, но у меня она вызывала только ужас. Что подумает бессмертное существо, жившее почти на заре сотворения мира, о такой