– Не скажи. По моим каналам я выяснила, что среди присяжных будут два британца, американка, немец. Для них очень важно, чтобы Мара выказала уважение к суду, а для нас каждая мелочь на счету… Где то платье, которое я тебе дала вечером?

– Этот шерстяной ужас? – Мара фыркнула. – Да кому какая разница! А Брин скоро привезут?

– С Брин все в порядке! – отрезала Вукович. – Не ей грозит тюрьма, а тебе, поэтому на твоем месте я бы немедленно переоделась.

– Мара, сделай, как тебя просят, – Эдлунд коснулся ее плеча, и она дернулась, со свистом втянув воздух. – Прости! Совсем забыл… Еще болит? Может, попросить мадам Венсан обработать лидокаином? Хотя бы перед судом!

– Не болит, если не трогать, – Мара поморщилась и сделала шаг в сторону.

Раны, нанесенные Эш, заживали долго. Присоединилась инфекция, неделю пришлось проваляться в палате с капельницей, чем и воспользовалась Вукович, чтобы отложить заседание суда. Именно по ее настоянию дело решили рассмотреть прямо здесь, в Линдхольме. Последние несколько дней все суетились, чтобы устроить прием членам Верховного совета и присяжным. Синьора Коломбо расстаралась и выдавала лучшие блюда и пирожные, которым позавидовали бы кондитеры с мировым именем. Дежурные драили главное здание до блеска – новую уборщицу пока не нашли после того, Чанг растворилась в саванне, тот, кто изображал ее, бесследно пропал.

Ученики ходили по струнке. Новость, что дочке Эдлунда светит срок в самой настоящей тюрьме на всех подействовала, как разрыв гранаты, и даже компашка Уортингтон не приставала к Маре с язвительными подколами.

– Не надо ничего обезболивать, – вмешалась Вукович. – Пусть видят, что девочка страдает. И если ты во время заседания попросишь стул или скажешь, что тебе плохо, это нам только в плюс. Они увидят, что это была самооборона, и обвинения снимут.

– У нас полно свидетелей, и надо говорить только правду! – возразил Элунд. – Тем более, она на нашей стороне…

Вукович хмыкнула и окинула Эдлунда снисходительным взглядом, будто говорящим: «Святая наивность!»

– Мы не будем врать, – произнесла она вслух. – Просто суд присяжных – это не только факты. Даже так: не столько факты, сколько эмоции. И что ты думаешь, эта одноглазая кошка не устроит там целый спектакль?

– Мила, не говори так! – осуждающе покачал головой Эдлунд. – Человек лишился глаза!

– Из-за этого «человека» твоя дочь исполосована жуткими ранами, несколько твоих студентов проживет еще от силы лет десять, а Брин… – голос Вукович прервался. – И ты еще собираешься ей сочувствовать? Ларс, тебя предали. Густав, Чанг… Они прямо у тебя под носом планировали пустить детей в свою ритуальную мясорубку! Вождь Очинг пообещал, что примет экспедицию наилучшим образом! А на самом деле? Они просто сделали из наших детей подопытных кроликов. И этим вождям все спустили с рук! Ритуальный пляски, ничего экстра ординарного, нет доказательств… И этих людей ты будешь жалеть? Расставь приоритеты, Ларс!

– Так и я о чем! – воскликнула Мара. – Их всех надо посадить пожизненно! Или казнить… Ведь ради такого не жалко включить электрический стул!

– Ты мне сейчас не помогаешь, – холодно отозвалась Вукович. – Во-первых, всего бы этого не было, если бы ты сразу повела себя разумно и все рассказала.

– Ага, и вы бы поверили!..

– Во-вторых, – с нажимом продолжила хорватка. – Ты должна репетировать раскаяние. И в-третьих, миссис Семеш явно завысила тебе оценку по праву, потому что смертную казнь отменили в…

– В тысяча девятьсот тринадцатом году, – Мара закатила глаза. – Я помню. Жизнь солнцерожденных священна, неприкосновенна и бла-бла-бла.

– Хоть что-то не прошло мимо твоих ушей. А теперь будь добра, переоденься. Заседание через… – хорватка сверилась с часами. – Пятьдесят три минуты. Но ты должна быть там заранее. Сидеть, мять подол платья и утирать слезы раскаяния. И просить прощения у вождя и его супруги снова и снова, если только встретишь их.

– Еще даже не ясно, Мара повредила глаз Эш или Имагми и Нанду! – возразил Эдлунд. – И я буду настаивать на экспертизе и повторном допросе свидетелей…

– Нет! – торопливо перебила Мара. – Нет, только не это! Я лучше скажу, что это я. Имагми нужен Брин, а если его посадят, да еще и без скидок на возраст… А Нанду… Пап, пожалуйста! Чайка и чайка, никто толком и не понял, что это он. Хватит с него исправительных работ за нападение на Очинга. И донна Зилда переживает…

– Мара права, – кивнула Вукович. – Ларс, я очень ценю твои гуманистические идеалы, но давай придерживаться плана. Девушка, несовершеннолетняя… Ей будут сочувствовать гораздо больше. А Торду способен настроить против себя присяжных еще до того, как откроет рот. Поэтому будь добр, перечитай еще раз свои показания, – хорватка взяла со стола стопку распечаток и протянула директору. – Я здесь оставила пометки, на чем делать акцент. И никакой импровизации. Ида все проверила и сказала, что наша тактика идеальна. И я склонна ей доверять.

– Мара! – дверь с грохотом шарахнула о стену, и в кабинет влетел запыхавшийся Нанду.

Лицо раскраснелось от бега, дыхание сбилось, волосы торчали в разные стороны сильнее, чем обычно. Но главное – глаза радостно блестели.

– Приехали? – с надеждой выпалила Мара.

– Ага!.. Там!.. Она сама держится на ногах…

– Пап, я быстро! – только и успела бросить Мара, прежде чем выскочить из кабинета следом за другом.

– Пятьдесят одна минута! – крикнула ей вслед Вукович. – И не опаздывай…

Орлом было бы быстрее, но Мара решила не искушать судьбу и не злить присяжных несанкционированными трансформациями. Она и без того привлекала к себе слишком много внимания. Но и сидеть тихо, отказавшись от встречи с Брин, тоже не могла.

Месяц! Месяц они все переживали за исландку. Джо не находил себе места, Нанду перестал шутить. Те из новичков, кто все же решил вернуться в Линдхольм, видели в ней себя. Они боялись, что если Брин не сможет подняться или и вовсе погибнет, их ждет та же участь. Многие последовали примеру Джо. Договорились не использовать новый дар, не заводить детей, чтобы не причинять им вред. Мбари нашел в себе силы отречься от вождя и племени, и теперь Линдхольм стал его единственным домом. Девочка-якутка поссорилась с шаманом, и ее семья переехала в Нижний Новгород, подальше от исторической родины. Но были и те, кто принял новый дар. Ки, парень-крокодил из Амазонии, по слухам научился видеть сквозь предметы. Вернулся в свое племя, гордый собой и довольный почестями. Его жена, зимняя девушка с Гавайев, получила дар управления температурой. Мбари лично видел, как она нагревает и охлаждает предметы одним прикосновением, хотя после этого теряла сознание на несколько минут. Сам же Мбари наотрез отказывался сообщать, что за способность солнце даровало ему. Сказал, что пока не произнесет это вслух, дара нет. И Мара решила не допрашивать его, чтобы не подставлять под удар, как Брин.

Трудно было даже представить себе, как исладнка пережила это испытание. А ее родители? Целыми днями они названивали Эдлунду, и он терпеливо успокаивал их, просил верить в лучшее, хотя Имагми долго не выходил на связь, и никто понятия не имел, где Брин и что с ней.