Горная ненаезженная дорога — скорее тропа — вилась между скальными выходами полосатого серпентинита, плавно спускаясь к выходу в долину. Ютящиеся на откосах узловатые сосны и можжевельник уступили место сумрачному ельнику. В ноздри охотников ворвался смолистый бодрящий дух хвойного леса. Где-то неподалеку пронзительно застрекотала ореховка.

— Слишком горяч, — бросил телохранителю ярл, кивая на потемневшую дочерна шею буланого. — Надолго не хватит.

— Повзрослеет — оботрется, — отозвался Этлен, взмахом головы перебрасывая длинный хвост снежно-белых волос через плечо — шлема он не носил никогда. — Он хороших кровей. Глубокая грудь, длинные бабки…

Волна невыносимого смрада накрыла всадников неожиданно, как летняя гроза. Взвыли жалобно, словно кутята, бесстрашные псы. Шарахнулись, наполняя воздух испуганным ржанием, кони. Один из ловчих, силясь спасти уши от пронзительного визга, схватился за голову, но потерял повод и свалился навзничь. Затылком на узловатый корень лиственницы.

— Стрыга!! — выдергивая из приседельного тула остро заточенный дротик, закричал Этлен.

Ярл, борясь изо всех сил с бешено пляшущим буланым, краем глаза успел заметить растрепанное бурое оперение, зловещий оскал на старушечьем лице и серповидные когти сложенных вместе задних пальцев, нацеленные в грудь оруженосца.

Этлен откинулся на круп коня, нанося сильный, но не очень точный удар, вырвавший клок перьев из крыла грозы горных перевалов, ужаса одиноких путников. Стрыга тоже промахнулась и оглушительно захлопала полуторасаженными крыльями, разворачиваясь для новой атаки.

Буланый скосил побагровевший глаз и понес Мак Кехту, не разбирая дороги. Завалившись назад, ярл судорожно «пилил» поводом рот обезумевшего скакуна, но остановить его не смогли бы и все жители Заоблачной Горы вместе взятые. Вослед ему летел оглушительный вибрирующий вой. Клич атакующей стрыги.

Все дальше и дальше уносясь на спине испуганного коня, ярл потерял счет поворотам и вскоре уже не мог сказать, где очутился. Хлопья пены, срываясь с напряженной, выпрямленной, как палка, шеи скакуна, летели ему в лицо, от напряжения взмокли ладони, и крученый повод так и норовил выскользнуть из пальцев. Темный, наполненный пугливыми тенями ельник уступил место смешанному лесу. Теперь нешуточную опасность представляли растопыренные вкривь и вкось, узловатые ветви грабов и буков. Этлен был прав насчет статей буланого — несмотря на бешеный аллюр, усталости он не выказывал.

Приглушенный хлопок. Небо, розовато-серые валуны, покрытые бурым мхом, широкие, тронутые желтизной листья закружились перед глазами Мак Кехты. Затем удар о землю. Воздух, со свистом вылетевший из сплющенных легких, и резкая боль в ноге…

Сколько ярл пролежал без сознания? Несколько ударов сердца или половину дня? Открыв глаза, он не мог определить — где закатная сторона, а где восходная. Не успело еще светило подняться в зенит или, давно миновав его, клонилось к окоему?

Попытка сесть отозвалась резкой болью, вызвавшей вспышку черных огней перед зажмурившимися против воли глазами.

Самое малое сломано несколько ребер и правая голень. Мак Кехта осторожно приподнялся на локтях и оглядел себя. От вида неестественно вывернутой ноги с торчащими сквозь голенище сапога осколками кости бывалому воину стало нехорошо. Без немедленного вмешательства филидов он рискует остаться калекой. А ярл-калека…

Мак Кехта тряхнул платиновой челкой, отгоняя мрачные мысли. Эоган и Этлен прирожденные следопыты. Остается лишь терпеливо ждать и верить в спасение. Река времени медленно гнала тяжелые волны сквозь сумеречный грабняк. Все-таки вечерело. Тени удлинились, сливаясь в корнях деревьев. Алые отблески светила, предвещая завтрашнюю ветреную погоду, подкрашивали жемчужные клочья тумана, выползающие из ближнего распадка.

Где-то далеко заревел выходящий на охоту клыкан. Ярл сжал в ладони рукоять короткого корда.

Прикосновение шершавой кожи внушало хоть какую-то уверенность.

Темные бесформенные силуэты возникли неожиданно и бесшумно, словно были порождением самого тумана. Ни шороха травы, ни хруста сучка.

Салэх.

Большая стая, по всей видимости.

Крупный самец, шагавший первым, остановился и с шумом втянул воздух широкими ноздрями. Лохматая бурая голова с уродливыми круглыми ушами и проваленным переносьем безошибочно повернулась в сторону перворожденного.

Почуяли.

Вожак стаи гугукнул невнятно и направился прямиком к распростертому ярлу. Остальные ковыляли за ним, держась немного в отдалении.

Не доходя полудюжины шагов, звери остановились.

Обостренное опасностью обоняние Мак Кехты различило едкий запах пота и грязи, исходящий от покрытых редкой шерстью и обрывками шкур тел. Салэх молчаливо разглядывали диковинное зрелище. Матерые самцы опирались на суковатые, тяжелые даже на вид дубинки, самки опасливо держались за их спинами. На полускрытых спутанными сальными космами мордах читалось откровенное любопытство. Несколько детенышей постарше жались к ногам взрослых.

Сид попытался успокоить колотящееся в прихотливом скаче сердце. Как же трудно смириться со смертью, когда знаешь, что рожден жить вечно! Когда ждут тебя в замке красавица жена и малыш-наследник, не успевший разменять восемнадцатую весну.

Салэх, шедший первым, пророкотал что-то низким, напоминающим рык голосом. Ткнул пальцем с обломанным плоским когтем в сторону ярла. В ответ ему из сгущавшейся тьмы пронзительными голосами заверещали сразу несколько самок.

Вожак кивнул и, переваливаясь на кривых лапах, приблизился к раненому.

Принюхался.

Склонив набок тяжелую голову, оглядел сломанную ногу и пропитанное кровью голенище.

Самец помельче ростом с грубым шрамом на боку, следовавший за вожаком, взмахнул острым обломком скалы, зажатым в передней лапе. Мак Кехта потянул клинок, бесполезный в сущности против многочисленных сильных врагов, из ножен…

Ударом поросшей шерстью лапы бурый отбросил сородича в сторону. Развернулся и, не оглядываясь, побрел прочь, волоча по земле не дубину, а целый молодой дубок. Стая последовала его примеру.

Беззвучно ступая, салэх скрывались во мраке. Только непослушный детеныш украдкой прикоснулся к краю короткого, шитого серебряной нитью плаща ярла, взвизгнул, испугавшись собственной смелости, и помчался вдогонку за остальными.

Силы оставили Мак Кехту, и мелькающая спина маленького салэх, покрытая струпьями застарелых расчесов, было последнее, что он помнил.

Следующая вспышка воспоминания застала ярла в качающейся люльке меж спин двух коней. Склонившийся к нему высокий силуэт знакомым движением поправил сверкающие под сиянием луны белые волосы…

Прохладный влажный лоскут на лбу.

Боль отступила глубоко-глубоко, но все же еще не сдалась.