Позже, когда Александр все же решил перебраться в Петербург, он не стал переезжать в Зимний дворец, а остался в Аничковом. Сергей Дмитриевич Шереметев вспоминает: «В Аничкове он обыкновенно после завтрака садился у зеркального окна с видом на Невский проспект. Другое окно тут же рядом выходило в сад. В этом светлом углу сходились и дети, а императрица, как и прежде цесаревною, садилась в обычное свое кресло. Тут же лежали папиросы, которыми они угощали, и разложены были афиши. Сюда обыкновенно и приносили кофе… дети подходили к окну, а когда были моложе, садились на него. Любил он рассматривать проходящих и едущих по Невскому и делать свои замечания. Он следил за переменою вывесок и магазинов и всегда сообщал об этих замечаниях… Менялись люди, менялось время, а уютный уголок этот со своими приветливыми хозяевами оставался все тем же… Разговор обычно заканчивался: «Mini il est tempus — je dois recevior», или, «je dois on soccuper», или, «je dois faire des visites» («Мини, мне пора — я должен принимать», «я должен заниматься», «я должен делать визиты») — и он подходил к письменному столу и трогал звонок в конюшню, по которому подавали ему экипаж, смотря по тому, как он нажимал кнопку. Иногда по поводу родственных визитов громко заявлял, насколько они ему надоели. Императрица любила кататься по Невскому проспекту. «Madame, vous allez хлыще» («Мадам, вы собираетесь…»). У него был свой глагол, который он производил от слова хлыщ (хлыщить), то есть уподобляться катающимся хлыщам».

Зимой Александр иногда выходил в сад и, чтобы размяться, скатывал из снега огромные шары. Это было развлечением не только для детей, но и для спешивших по Невскому горожан, которые с любопытством глядели на своего императора-силача и на малышей, что бегали вокруг него. Еще одно традиционное зимнее развлечение — катание на коньках. «В саду Аничковского дворца были устроены ледяные горы и каток, — пишет граф Шереметев. — Сюда сбирались его дети с приглашенными товарищами, и государь охотно возился с ними и играл. Он принимал участие, когда играли в снежки, и вообще любил подзадорить молодежь. Ходить ему было необходимо, почему значительно был увеличен Аничковский сад».

* * *

17 (29) октября 1888 года, когда семья возвращалась из Крыма, произошла страшная авария на железной дороге у станции Борки под Харьковом. Поезд сошел с рельс, множество вагонов было разрушено, в том числе и тот, в котором ехал император и его семья. А. А. Половцов в своих мемуарах приводит рассказ императрицы Марии Федоровны об этом событии.

«Она сидела за столом против государя. Мгновенно все исчезло, сокрушилось, и она оказалась под грудой обломков, из которых выбралась и увидела перед собою одну кучу щепок без единого живого существа. Разумеется, первая мысль была, что и муж ее, и дети более не существуют. Чрез несколько времени появилась таким же манером на свет дочь ее Ксения. «Она явилась мне как ангел, — говорила императрица, — явилась с сияющим лицом. Мы бросились друг другу в объятия и заплакали. Тогда с крыши разбитого вагона послышался мне голос сына моего Георгия, который кричал мне, что он цел и невредим, точно так же как и его брат Михаил. После них удалось, наконец, Государю и цесаревичу выкарабкаться. Все мы были покрыты грязью и облиты кровью людей, убитых и раненных около нас. Во всем этом была осязательно видна рука провидения, нас спасшего». Рассказ этот продолжался около четверти часа, почти со слезами на глазах».

Сам Александр в тот вечер сделал в своем дневнике такую запись: «Бог чудом спас нас всех от неминуемой смерти. Страшный, печальный и радостный день. 21 убитый и 36 раненых! Милый, добрый и верный мой Камчатка тоже убит!».

Всего пострадало при крушении 68 человек, из них 21 человек погиб. А еще не стало любимицы царских детей собаки Камчатки. Но вся царская семья выжила, и это, конечно, сочли чудом и волей провидения. Журнал «Нива» писал: «Бог не попустил несчастья для России. Царь, царица и августейшие дети были сохранены для отечества». Тут же родилась легенда, что император, словно атлант, удержал на своих плечах крышу поезда и спас всю семью. Причины крушения так и не были установлены. Разумеется, выдвигалась и версия о новом террористическом акте, но она не получила развития — никаких достоверных данных собрать не удалось.

* * *

В январе 1893 года великий князь Александр Михайлович пришел к своему дяде с двумя просьбами. Одна их них — разрешить ему отправиться на новом крейсере «Дмитрий Донской» в Америку — «страну моих детских мечтаний». Другая — очень необычна. Но, как пишет сам Александр Михайлович, «я полагал, что могу попросить его еще кое о чем. Это «кое-что» было рукою его дочери, великой княжны Ксении». Нам известно, что великим княжнам уже случалось выходить замуж за своих родственников и оставаться в России, но каждый раз это чрезвычайный случай. Теперь от Александра зависит, сочтет ли он этот случай «чрезвычайным».

Великий князь Александр Михайлович

Александр и Ксения познакомились еще в детстве, на берегу Черного моря. Позже она писала кузену трогательные записочки: «Лучшие пожелания и скорое возвращение. Твой моряк Ксения». «Я улыбаюсь, — вспоминает Александр Михайлович. — Она очаровательна. Когда-нибудь, может быть… Конечно, если Император не будет настаивать, чтобы его дочь вышла замуж за иностранного принца. Во всяком случае, Ксении еще нет двенадцати лет». Но вот Ксении уже восемнадцать. На всех балах Александр танцует только с ней. Но император и императрица недолюбливают «Михайловичей». В конце концов великий князь Михаил берет дело в свои руки. Александр Михайлович вспоминает, как расспрашивал отца, вернувшегося из Зимнего дворца:

«— Что сказала Императрица? Она рассердилась?

— Рассердилась? Нет слов, чтобы описать ее гнев. Она ужасно меня бранила. Говорила, что хочу разбить ее счастье. Что не имею права похитить у нее ее дочь. Что она никогда не будет больше со мною разговаривать. Что никогда не ожидала, что человек моих лет будет вести себя столь ужасным образом. Грозила пожаловаться Государю и попросить его покарать все наше семейство.

— Что же ты ответил?

— Ах — целую уйму разных вещей! Но к чему теперь все это. Мы ведь выиграли нашу борьбу. А это главное. Мы выиграли, и Ксения — наша».

Бракосочетание Александра Михайловича и Ксении Александровны состоялось в соборе Большого Петергофского дворца.

«20 июля мы возвратились в столицу, чтобы посетить выставку приданого, которая была устроена в одной из дворцовых зал, — вспоминает Александр Михайлович. — В конце зала стоял стол, покрытый приданым жениха. Я не ожидал, что обо мне позаботятся также, и был удивлен. Оказалось, однако, что, по семейной традиции, Государь дарил мне известное количество белья. Среди моих вещей оказались четыре дюжины дневных рубах, четыре ночных и т. д. — всего по четыре дюжины. Особое мое внимание обратил на себя ночной халат и туфли из серебряной парчи. Меня удивила тяжесть халата.