— Этот халат весит шестнадцать фунтов, — объяснил мне церемониймейстер.

— Шестнадцать фунтов? Кто же его наденет?

Мое невежество смутило его. Церемониймейстер объяснил мне, что этот халат и туфли по традиции должен надеть новобрачный пред тем, как войти в день венчания в спальную своей молодой жены. Этот забавный обычай фигурировал в перечне правил церемониала нашего венчания наряду с еще более нелепым запрещением жениху видеть невесту накануне свадьбы. Мне не оставалось ничего другого, как вздыхать и подчиняться. Дом Романовых не собирался отступать от выработанных веками традиций ради автора этих строк».

Ксения была одета в серебристое платье, на шее — жемчужное ожерелье, на голове — бриллиантовая корона. Волосы длинными локонами ниспадают на плечи.

«Только в 11 час. вечера мы могли переодеться и уехать в придворных экипажах в пригородный Ропшинский дворец, где должны были провести нашу брачную ночь, — продолжает свой рассказ Александр Михайлович. — По дороге нам пришлось переменить лошадей, так как кучер не мог с ними справиться.

Ропшинский дворец и соседнее село были так сильно иллюминованы, что наш кучер, ослепленный непривычным светом, не заметил маленького мостика через ручей, и мы все — три лошади, карета и новобрачные упали в ручей. К счастью, Ксения упала на дно экипажа, я на нее, а кучер и камер-лакей упали прямо в воду. К счастью, никто не ушибся, и к нам на помощь подоспела вторая карета, в которой находилась прислуга Ксении. Большая шляпа с страусовыми перьями Ксении и пальто, отделанное горностаем, — были покрыты грязью, мои лицо и руки были совершенно черны. Князь Вяземский, встречавший нас при входе в Ропшинский дворец, как опытный царедворец, не проронил ни одного слова…

Нас оставили одних… Это было впервые со дня нашего обручения, и мы едва верили своему счастью. Может ли это быть, что никто не помешает нам спокойно поужинать!

Мы подозрительно покосились на двери и затем… расхохотались. — Никого! Мы были действительно совсем одни. Тогда я взял ларец с драгоценностями моей матери и преподнес его Ксении. Хотя она и была равнодушна к драгоценным камням, она все же залюбовалась красивой бриллиантовой диадемой и сапфирами.

Мы расстались в час ночи, чтобы надеть наши брачные одежды. Проходя в спальную к жене, я увидел в зеркале отражение моей фигуры, задрапированной в серебряную парчу, и мой смешной вид заставил меня снова расхохотаться. Я был похож на оперного султана в последнем акте…»

Через несколько месяцев Александр III скончался. Он умирал в Ливадийском дворце. Рядом находились Мария Федоровна, дети, Ксения с мужем и только что приехавшая в Россию «милая Аликс» — принцесса Алиса Гессенская, невеста цесаревича. Все чувствовали, что кончается целая эпоха. Эпоха, которая для близких Александра, а также для тех, кто, как и он, твердо стоял на позициях консерватизма, была временем спокойствия и процветания, для других же — временем страшного гнета и застоя. И теперь все с нетерпением ждали, каким покажет себя новый император.

* * *

Несмотря на грустные воспоминания, Александр Михайлович и Ксения еще не раз возвращались в Крым. Один из их «ближайших соседей», небезызвестный князь Феликс Феликсович Юсупов, в своих мемуарах вспоминает: «Все императорские имения располагались на побережье. Государь с семьей жили в Ливадии… Рядом с нами находилось имение Ай-Тодор, великого князя Александра Михайловича. Воспоминания об это имении — из самых для меня дорогих. Стены дома, увитые зеленью, тонули в глициниях и розах. Все здесь было прекрасно. Главным украшением усадьбы была великая княгиня Ксения Александровна. И сама-то красавица, свое самое большое достоинство — личный шарм — она унаследовала от матери, императрицы Марии Федоровны. Взгляд её дивных глаз так и проникал в душу, её изящество, доброта и скромность покоряли всякого. Я уже в детстве радовался ее приходам. А уйдет — побегу по комнатам, где она прошла и жадно вдыхаю запах ее ландышевых духов».

За первые тринадцать лет супружества Ксения родила дочь и шестерых сыновей. Первой, в 1895 году, на свет появилась Ирина, которая спустя девятнадцать лет станет женой того самого Феликса Феликсовича Юсупова-младшего.

Потом родились сыновья — Андрей, Федор, Никита, Дмитрий, Ростислав и Василий. «Я никогда не симпатизировал отцам, терявшим в день рождения детей голову, — вспоминает Александр Михайлович. — Сам я неизменно оставался при Ксении, пока все не было благополучно окончено. Чтобы облегчить ей родовые муки, придворный доктор давал ей обычно небольшую дозу хлороформа. Это заставляло ее смеяться и говорить разные забавные вещи, так что наши дети рождались в атмосфере радости. Каждый раз, при рождении ребенка, я считал своим долгом следовать старинному русскому обычаю. Он заключался в том, что при первом крике ребенка отец должен зажечь две свечи, которые он и его жена держали во время обряда венчания, а потом он должен завернуть новорожденного в ту рубашку, которую он надевал предыдущей ночью. Это, быть может, глупое суеверие, но мне казалось, что это придавало больше уверенности Ксении».

Ксения и Александр с детьми много ездили по Европе, гостили у заграничной родни, бывали на модных курортах, а потом всегда возвращались в Россию — в Ай-Тодор, в Гатчину, в Петербург.

22 января 1903 года супруги приняли участие в знаменитом историческом бале-маскараде, в честь 290-летия Дома Романовых. Ксения была одета в костюм московской боярыни, Александр Михайлович — в платье сокольничего, которое состояло из белого с золотом кафтана с нашитыми на груди и спине золотыми орлами, розовой шелковой рубашки, голубых шаровар и желтых сафьяновых сапог. Всех участников бала запечатлел фотограф Карл Булла, и мы можем увидеть Ксению и Александра с веселыми и лукавыми улыбками на лицах, словно подтрунивающими над своими пышными облачениями.

Во время Первой мировой войны Ксения, как и многие члены царской семьи, покровительствовала госпиталю для раненых в Петербурге и санитарному поезду. В 1919 году Ксения Александровна вместе с матерью и семьей уехали за границу. Сначала они жила в Дании, а затем переселилась в Англию, где Ксения рассталась с мужем. Скончалась великая княгиня в апреле 1960 года в домике Уилдернесс-хаус. Согласно ее завещанию, гроб перевезли на юг Франции и 29 апреля 1960 года погребли на Рокбрюнском кладбище, там, где был похоронен Александр Михайлович.

Великая княгиня Ольга, которую в семье звали Бэби, родилась 1(13) июня 1882 года, когда Александр уже взошел на трон, и потеряла отца в возрасте двенадцати лет.

Царевна росла в Гатчине и в полной мере наслаждалась всеми радостями жизни за городом, даже не подозревая о тех опасностях, которые заставили ее родителей переселиться сюда. «Как нам было весело! — вспоминала великая княгиня. — Китайская галерея была идеальным местом для игры в прятки! Мы частенько прятались за какую-нибудь китайскую вазу. Их было там так много, некоторые из них были вдвое больше нас. Думаю, цена их была огромна, но не помню случая, чтобы кто-нибудь из нас хотя бы что-нибудь сломал».