— Вы все время называете их слитками, — вдруг сказал Комаров. — Это были не слитки. Золото было в другом виде… Мы же не банк ограбили, правильно?

— Вы так смело об этом говорите! — удивилась Елена. — Не боитесь, что у меня в кармане диктофон?

— Не боюсь… Потом, в этой комнате создаются помехи…

— Это не вредно для здоровья? Я бы не хотела облучаться.

— Не выпендривайтесь. Продолжайте.

— И все-таки?

— Я бы не беспокоился насчет облучения на вашем месте… У вас есть проблемы посерьезнее.

— Евгений Евгеньевич! — Она усмехнулась. — Вы мне уже почти поверили. Так что не пугайте, пожалуйста.

Он вздохнул, но ничего не сказал.

— Целый месяц Штейнер вертелся возле антиповского дома, — продолжила Елена. — Но, разумеется, ничего путного ему в голову не приходило. У Антипова был злющий пес…

— Жека.

— Так его звали?

— Да. Он привез его из Красноярска. Молодая овчарка, поразительно злобная…

— Она так была названа в честь вас?

— Вы дохамитесь!

— Нет, я серьезно спрашиваю! Ведь Жека — это Евгений… Так вот, этот пес никого даже близко не подпускал к дому! Даже с тишайшей соседкой Суботихой Антипов разговаривал только через забор. Он был очень, очень осторожный! Не знаю, чем бы закончилась штейнеровская эпопея, скорее всего, ничем, но в этот момент… — Она помолчала немного, наблюдая за руками Комарова. — В этот момент у него появился умный советчик.

— Кто? — Он задал этот вопрос настолько быстро, что Елена даже вздрогнула.

— Чтобы объяснить, кто, надо дать небольшое предисловие, — сказала она.

— Откуда вы это можете знать?!

— В отличие от вас, эти три месяца я не гонялась за фантомами, а вела самое настоящее расследование.

— Зачем?

— Во-первых, чтобы завершить эту историю, во-вторых, чтобы отвязаться от вас, если хотите.

— Так кто стал советчиком Штейнера?

— Штейнер впервые в жизни влюбился, — сказала она, словно не слышала вопроса. — При этом он очень неудачно выбрал объект для своей страсти. Это была, я думаю, красивая и сильная женщина. Уже одно это делало его любовь безнадежной. Но она, кроме всего, была сотрудником милиции. Она жила в соседней деревне — рядом с матерью Штейнера — а работала в городе. Работала экспертом-криминалистом.

Комаров медленно поднял глаза. Пожалуй, впервые за этот разговор он удивился по-настоящему.

— Любовь Штейнера была безнадежной, — повторила Елена. — Но он этого не понимал, продолжал бороться. Он даже стал намекать своей пассии, что скоро разбогатеет. Объяснил, каким образом… Дурачок! Он не знал, что у этой женщины был любовник. Тоже сотрудник милиции, интересный крупный мужчина, намного старше ее… Его фамилия Волин, он бывший участковый Корчаковки… Это Волин стал советчиком Штейнера…

— Волин? — почти по слогам произнес Комаров. — Участковый?

— Да разве вы не обратили внимания, Евгений Евгеньевич, — сказала Елена, — что вся информация о том, что Антипова видели после августа девяносто второго года, исходила от одного человека? Удивляюсь я вам!.. Вы появились в Корчаковке через пять лет. Конечно, никто уже ничего помнил, тем более, что крупное событие того лета — убийство Штейнера — заслонило все остальные. Люди, жившие в деревне, помнили только то, что Антипов приехал в начале июня, а потом исчез — на их памяти он так исчезал неоднократно. Возможно, первое время кто-то и удивлялся по этому поводу, но когда корчаковский участковый притащил доверенность из омской колонии, все поняли, что Антипов снова сел. Да уже через пару месяцев люди не способны восстановить последовательность событий! Вспомните, с чего вы решили, что Антипов уехал зимой? Видели его показания?

— Не только… — неуверенно ответил он.

— Ну, начнем с показаний. Волин тогда помогал новосибирской милиции проводить следственные действия. Часть опросов в этом деле заполнена его рукой. Показания Антипова была ненастоящие. Они так и хранились в деле, пока вы не заинтересовались ими пять лет спустя. После разговора с вами Волин на всякий случай их уничтожил. Сейчас их в деле нет.

— Это ничего не доказывает.

— А я ничего и не собираюсь вам доказывать… Вы, наверное, понимаете, что спустя несколько лет людям можно навязать воспоминания? Скажем, Долгушин удивился, что Антипов пропал, и помнит только то, что он пропал. Это верное воспоминание. Но вдруг появляетесь вы и начинаете намекать, что Антипов сбежал от друга, потому что натворил нехороших дел, вот Долгушин и начинает думать так же, как вы. Его верное воспоминание о том, что Антипов пропал, превращается в навязанное: сбежал! Быстро сбежал, за одну ночь, сбежал потому, что кинул своего брата-вора! Вы недавно сказали о так называемых «следах» Антипова, которые никуда не вели. Но это не он их оставлял. Их оставлял Волин. Это он изготовил липовую доверенность из колонии, зная о том, что невестка Долгушина беременна вторым ребенком и Долгушин клюнет на дом. Он и клюнул. Волин ничем не рисковал: он прекрасно знал, что Антипов не потребует дом обратно. Зато версия о том, что Антипов исчез не просто не известно когда, а наверняка позднее лета, получила самое веское подтверждение. Кто в Корчаковке будет искать одинокого человека, о котором точно известно, что он сидит в тюрьме? Да никто! Кстати, Долгушин перевел Антипову деньги. Вы удивлялись, зачем Виктору Семеновичу они понадобились. А вам не приходило в голову посмотреть: где они, когда сняты?

— Не приходило… — сказал Комаров.

— Вынуждена признать, вы плохо искали друга. Эти деньги так и лежат на сберкнижке. Их никто не снимал все эти годы… Уж деньги-то Антипову точно были не нужны…

— Да вы-то откуда все это узнали?! — не выдержал Комаров. — Вы-то почему стали всем этим интересоваться?

— Да потому, Евгений Евгеньевич! — тоже повысив голос, сказала она. — Да потому, что я видела, как убивали Антипова! Это вы могли придумывать что угодно, изобретать все свои версии о предательстве друга, о разбогатевшей любовнице, о спрятанном золоте, а я не могла ничего придумывать! Я знала точно: на рассвете августовского дня в этой деревне убили пожилого человека! Я видела, как убивали Антипова! У меня не было возможности изобретать последствия. Я могла иметь дело только с причинами… А вот желание заняться ими появилось у меня из-за вашей настойчивости. Конечно, я неверно истолковала внимание к моей персоне. Вначале я думала, что здесь какое-то недоразумение, потом — что являюсь опасным свидетелем, еще позже решила, что преследователь — ненормальный человек. И только совсем недавно догадалась, что увиденная мною сцена так и осталась тайной для всех остальных! Что преступление, свидетелем которого я была, удалось! Человек, которого утопили, так и не найден! Какая простая мысль, правда? Но сколько усилий понадобилось, чтобы до нее дойти!.. Казалось бы, что тут думать: ты приезжаешь в деревню и начинаешь всех расспрашивать, видели ли они убийство пожилого человека? Они говорят: не видели. Что это может означать? Что они не видели! А ты изобретаешь другие объяснения: что видели, но не сознаются, что знают, но скрывают. И даже такое объяснение можешь придумать, что, мол, ты сама ничего не видела!.. Вот, Евгений Евгеньевич, — она достала из сумки листочек с цифрами и буквами. — Вот здесь записано имя человеческой предвзятости и человеческой слепоты… Тело Антипова было найдено через два месяца. Разумеется, оно прошло как труп неизвестного мужчины. Подушки пальцев разможжены… Это оказалась правильная предосторожность. Труп провел в воде много времени, но кое-что все-таки определили. Посмотрите дело сами. Его нашел по моей просьбе один следователь из Новосибирска. Конечно, никто особенно не надрывался тогда насчет этого трупа. Здесь записано: «Алкогольное опьянение, переохлаждение, сердечная недостаточность, туберкулез» — нахватали причин буквально с потолка! Думаю, сейчас по этим бумагам невозможно доказать, что это был именно Антипов, но я уверена: это был он.