«А ты хотел это сказать?»

«Я же все равно сказал!»

«Но ты честно это говоришь?»

«Марианна, я сейчас выйду. Если все женщины начнут так вести себя и постоянно терзать мужей вопросами, честно ли они…»

«Но так ведут себя не все женщины».

«Да, к счастью. А то бы наше общество давным-давно погибло! Нужно ведь уметь не только о себе думать! Как подобает взрослым людям!»

«Нужно уметь думать о конкретном человеке. Видеть отдельного человека. Каждый человек — личность, у каждого есть свои, неповторимые причины поступать так, а не иначе. И каждый отдельный человек важен. Как подобает взрослым людям. Я в этом уверена».

Этот диалог она молча вела сама с собой. И теперь она окончательно убедилась: они с Лотаром действительно совершенно разные, память ее не обманула.

Но может быть, ей тогда начать делать для него все то, чего она от него ожидала: стать ради него более женственной, более соблазнительной, более уверенной в себе, более загадочной…

«БОЖЕ МОЙ, ПЕРЕСТАНЬ, МЕНЯ СЕЙЧАС СТОШНИТ!»

Это закричал голос у нее в голове. Это было похоже на Колетт.

— Да, именно это я и хотела услышать, — помолчав, ответила Марианна.

В какой-то момент она почувствовала, как Лотар положил руку на ее ладонь.

— Нам стоит купить новые кольца, — прошептал он, погладив ее по безымянному пальцу, давным-давно отвыкшему от кольца. — А то что люди-то подумают? — проворчал он, и Марианна отняла у него руку.

Париж, Монпарнас. Перед уличными прилавками и киосками, как всегда, толпились люди, а когда Марианна проходила мимо импровизированного обувного магазинчика, продавец поднял глаза, заметил ее и крикнул:

— Ma chère madame! Вы просто очаровательны!

— Спасибо. Вы продаете туфли и ботинки, которые могут перенести своего обладателя в страну его мечты?

— Ну конечно! — Он как по волшебству достал откуда-то пару красных лодочек в белый горошек. — Вы хотите найти там любовь?

Продавец подмигнул Лотару, который недоверчиво наблюдал за ними.

«Да. Хочу».

Марианна быстро двинулась к ближайшему такси.

— До центра мы можем доехать и на автобусе, это дешевле, — предложил Лотар.

— Мне шестьдесят, и я не хочу ездить на автобусах, — заявила Марианна, садясь в такси. Лотар следом за нею открыл дверцу с другой стороны.

Когда такси тронулось с места, муж схватил Марианну за руку.

— Прости меня, — прошептал он.

Он прижал ее онемевшие от ужаса пальцы к своей гладко выбритой щеке; отдаваясь их прикосновению, закрыл глаза.

Марианна не знала, что делать.

Он поцеловал ее ладонь.

— Прости меня, — еще настойчивее взмолился он. — Прости меня за то, что не любил тебя так, как ты заслуживаешь.

Муж провел ее рукой по своей щеке, словно устав ждать, когда же она решит его погладить.

И тут Марианна осознала: с тех пор как они снова встретились, она ни разу не обняла и не поцеловала Лотара. Она и не хотела к нему прикасаться.

— Неужели мы не можем научиться любить друг друга так, как нужно? — умоляющим тоном теперь спрашивал он. Он попытался привлечь Марианну к себе, погладить по волосам.

— Я жила твоей жизнью, Лотар. Не своей. Отчасти в этом виноват ты, но столько же и я. Это не имеет отношения к любви.

Он опустил голову.

— А если я отныне буду жить… твоей жизнью? Так, как ты хочешь?

«Он не понял. Никто не должен жить жизнью другого человека. Ни он, ни я».

— Я согласен, ты будешь жить в собственной комнате. Играть на аккордеоне. А когда я уйду в отставку, все изменится. Мы можем съездить в отпуск в Кердрюк, если хочешь.

«Съездить в отпуск в Кердрюк. Лотар уйдет в отставку. Жить будем в Целле».

Таксист затормозил и ворчливо произнес: «Впереди авария».

Марианна заметила, что остановились они прямо на мосту Пон-Нёф, почти поравнявшись с тем самым эркером, откуда она бросилась, решив положить конец своей жизни.

Неужели от Лотара всегда так пахло мокрыми стенами? Марианна расстегнула ремень безопасности, открыла дверцу и вышла.

— Куда ты? — встревоженно спросил он. — Марианна!

Марианна подошла к тому выступу, где хотела со всем покончить и где все для нее началось заново. А ведь она проехала бы мимо, если бы случайно двоим водителям не взбрело в голову столкнуться именно в этом самом месте.

В жизни все определяют непостижимые случайности? Или важно только их различать? Внезапно, с беспредельной ясностью, пронзившей ей сердце и завладевшей ее духом, Марианна осознала: всегда важен какой-нибудь час или два. Часы, когда принимаешь собственные решения. Часы свободы.

Она ощутила, как внутри нее воцаряется великий покой.

Теперь Марианне стала понятна ярость галеристки, ее гневные слова, брошенные ей вслед: для Колетт та Марианна, что дала самой себе шанс, умерла. Капитулировала.

Она обернулась к Лотару, который остался на заднем сиденье и смотрел на нее в окно.

«Не знаю, почему мы, женщины, так уверены, что, отказываясь от собственных желаний, становимся дороже своим мужчинам. О чем мы думаем? Неужели те, что отрекаются от своих желаний, заслуживают любви больше, чем те, что пытаются воплотить свои мечты?»

— Марианна! Нам пора!

И только тут Марианна осознала, что с ней случилось.

«Именно так я и думала. Чем больше страдала, тем более счастливой себе казалась. Чем больше отрекалась от себя и своих желаний, тем сильнее надеялась, что Лотар даст мне то, в чем я нуждаюсь. Я думала, что, если я не буду ничего хотеть, не буду ни в чем его упрекать, не буду настаивать на собственной комнате, не буду настаивать на своем праве работать, не буду провоцировать ссоры, случится чудо. Думала, что он скажет: „Ради меня ты от многого отказывалась! Какая же ты самоотверженная! За это я полюбил тебя еще больше!“»

Пробка начала рассасываться.

«Я сумасшедшая. Я так гордилась собой и своей способностью страдать; я хотела достичь в этом совершенства. Чем глубже я с головой уходила в молчаливое, безропотное смирение, тем крепче он должен был когда-нибудь меня полюбить. А величайшее самопожертвование — отказ от собственной жизни — должно было обеспечить мне его бессмертную любовь».

Марианна захихикала.

— Глупо, но оплату страдания ответной любовью мне никто не гарантировал, — вслух произнесла она, и прохожие стали бросать на нее раздраженные взгляды.

— И вы не лучше! — крикнула она им вслед.

«Любовь нужно заслужить страданием?»