Все больше тел в мундирах валилось наземь, все больше противников доставалось уцелевшим, но, даже окажись разбойников вдвое меньше, песенка Коурвилля была бы спета. Вояки Альдо откровенно уступали непонятным конникам, про лошадей и говорить не приходилось, и дело было отнюдь не в долгой скачке.

Кто-то в испятнанном кровью мундире вырвался из смертельного клубка, понесся к дороге. Удиравший смотрел назад, а смерть выскочила сбоку, привстала в стременах, размахнулась…

Что-то грязно-белое метнулось меж лошадиных ног, исчезло, снова появилось. Одинокий всадник рискнул обойти разбойников, догрызавших сбившихся в кучу солдат. Взмыленная лошадь вынеслась прямо на Дугласа, развернулась, шарахнулась в сторону, к лесу. Беглеца заметили. Двое бросили загнанную добычу, пошли наперерез новой, взяли в клещи. Беглец выхватил из ольстры пистолет, повернулся к тому, что справа, и не успел. Левый пришпорил и без того летящую лошадь, полоснул по белой спине изогнутым клинком, стряхнул с сабли кровь, оглянулся в поисках новой добычи и не нашел.

— Все, — перевел дух Темплтон, — конец…

— Все, — эхом откликнулась Матильда. Она всегда знала, что сабли лучше палашей.

— Никто не ушел, — донесся издалека голос Дугласа, — не стоит и пытаться…

— Не стоит, — откликнулся Лаци, — не будем.

Матильда промолчала — не было сил шевельнуть языком. Женщина осела в седле, тупо глядя на бродивших по стерне победителей. Разбойники переворачивали мертвых, обыскивали чужих, взваливали на лошадей своих… Из-за кучи трупов выбрался огромный пес, задрал голову к невидимой в солнечной пене луне, деловито взвыл. Проезжавший мимо разбойник замахнулся плетью, собака поджала хвост и отскочила. Заржала, пытаясь подняться, гнедая лошадь, не поднялась, упала, замолотив по воздуху окровавленными ногами. Хлопнул выстрел, гнедая затихла…

Десяток всадников отделился от остальных и легким галопом пошел в сторону деревни. Пес бросил покойников и помчался вдогонку.

— Гица, давай повод. — Матильда поймала взгляд Лаци, кивнула, кое-как расцепив сведенные пальцы. Поганая дрожь расползалась по рукам, спине, ногам, в голове звенело, а растекшиеся по полю разбойники колыхались и дрожали, словно были не людьми и лошадьми, а их отражениями.

Дуглас покачал головой, протянул флягу. Принцесса, ничего не соображая, глотнула, закашлялась, глотнула снова. Бочка дрожал, свесив голову меж разъезжающихся ног, на стерню падали хлопья пены. Одна загнанная кляча верхом на другой…

— Нам предстоит новое знакомство. — Темплтон кивком указал на разворачивавших коней разбойников. — Высокий на крапчатом наверняка главарь.

— Да хоть Леворукий, — огрызнулась Матильда, пытаясь унять дрожь в локтях и коленях. К вечеру разболятся ноги и поясница, а утром она и вовсе превратится в корягу. Правду говорят, толстуха на коне — слезы не только для лошади…

— Сударыня, — хозяин крапчатого лихо вскинул руку к всклокоченной шевелюре, — Ивлин Грир, капитан второй роты полка господина Коннера, к вашим услугам.

— Какого полка? — тупо переспросила Матильда. — Прошу простить, я что-то не в порядке.

— Полковника Коннера, — спокойно повторил капитан. — К вечеру вы его увидите.

— Мы ваши пленники? — устало уточнил Дуглас.

— Вас искали тараканыши, — пояснил Грир, — значит, вы поедете к Коннеру, а дальше ему решать.

— Нет, — выдохнула Матильда, — ни к какому генералу я не поеду, а сдохну. Тут. Вместе с Бочкой…

— Бочка — рысак госпожи, — пояснил Темплтон. — Сами видите, что с ним. Да и мой немногим лучше.

— У нас есть запасные кони, — утешил главарь, — а до Ланнэ не так уж и далеко.

— Бочку не брошу, — принцесса зло уставилась в жизнерадостную обветренную рожу, — не для того его вела, чтобы бросить…

— Оно так, — подал голос рябой разбойник, — лучше бабу бросить, чем коня.

— Как на тебя, — заржал кто-то с разными глазами, — так точно лучше!

— Поведем в поводу, — решил капитан, — и вашего, сударь, тоже. Колен, веди запасных, Жабку возьми, он посмирнее будет. Сударыня, вам помочь?

— Гица, — Лаци уже стоял на земле, — слезай.

Матильда слезла и даже не грохнулась, хотя земля и встала дыбом не хуже Бочки. Освободившийся от тяжести рысак не шевельнулся, остался стоять, свесив голову и тяжело поводя боками, по бабкам задних ног струилась кровь…

— Я его повожу, — предложил разбойник, предпочитавший бабам лошадей. — Рысак на галопе — горе горькое…

— Некогда водить, — покачал головой капитан, — в Шамонэ отряд видели, говорят, побольше этого, не упускать же! Закатные твари, да он шагу сделать не может… Сударыня, мне очень жаль, но вашего коня придется оставить. Разумеется, на время.

На время… Как же! Станут они с перекормленным рысаком возиться. Пристрелят и скажут, что так и было. Рука принцессы рванулась за пистолетами и не нашла ничего, кроме мокрой рубашки.

— Коня не брошу. — Матильда придвинулась поближе к взмыленному боку. — Знаю я вас…

Бочка тоскливо вздохнул и опустил голову еще ниже. Ее Высочество торопливо оглядела разбитые ноги — рысак на галопе изранил сам себя, к счастью, несерьезно.

— Погодь. — Сердобольный разбойник уже стоял рядом. — Парни, не перцовая есть у кого?

— Держи, — курносый крепыш вытащил из сумки флягу, — медовка… Отдашь при случае.

— Хозяйка отдаст. — Рябой умело просунул флягу меж лошадиных зубов. Жеребчик и раньше не отказывался от винного жмыха и яблочной бражки, но до касеры дело не доходило. Теперь дошло.

Смертельно уставший Бочка не стал трясти головой и отфыркиваться, а плотно сжал губы. Попав под язык, касера подействовала мгновенно, глаза жеребчика съехались в кучу, но дрожь в ногах прошла, а уши встали торчком. Милое создание задрало верхнюю губу и весело захрюкало, выражая полное удовлетворение жизнью и готовность к дальнейшим подвигам. Ни в Эпинэ, ни в целом Талиге не было в этот миг лошади здоровее, резвее и жизнерадостнее.

— Твою кавалерию, — не выдержала Матильда, держась за плечо Лаци, — все выдул, поганец! А мы, выходит, подыхай?!

Говорить всего труднее как раз тогда, когда стыдно молчать.