Джек вернулся в Лондон через неделю. К его изумлению и досаде, он с трудом выдержал эту поездку. Никогда ему не приходило в голову, что он будет тосковать по ней, но через два дня мысли о язвительной, вечно его провоцирующей жене уже не покидали его. Он пытался сосредоточить свое внимание на делах, приведших его в Херефордшир, но мысли его блуждали далеко. Ему недоставало ее смеха, ее улыбки, даже того удовольствия, которое она испытывала, копаясь в земле. Ему отчаянно хотелось видеть, как она держит голову, как воспринимает окружающее. Он мучительно вспоминал даже ее привычку делать вид, что она не слушает, ее походку, манеру носить драгоценности, которыми он с восторгом осыпал ее.

И потому он вернулся раньше, чем ожидал. Когда он прибыл поздним утром, Арабеллы не было дома.

– Ее светлость уехала с одним из своих французов, – сообщил ему Тидмаус неодобрительно. – Довольно неотесанный, грубый джентльмен, если мне будет позволено так выразиться, ваша светлость. Кажется, там речь идет о больном ребенке. – Он презрительно фыркнул, отряхивая пыль с тульи бобровой шапки Джека. – Остается надеяться, что это не тиф. Или оспа.

У Джека были свои основания опасаться рейдов Арабеллы на самое дно лондонского общества, но он предпочел не вступать в дискуссию с Тидмаусом по этому поводу. Тем не менее часом позже он оставил дом, как всегда, безупречно облаченный в бархат голубиного цвета, но не в лучшем настроении.

Он отправился в «Уайтс», где, как полагал, найдет в полдень среды большую часть своих друзей, улаживающих вопрос с карточными долгами, сделанными на прошлой неделе за непомерными порциями кларета. Его появление в салоне было встречено приветственным хором, пока он вручал лакею шляпу и перчатки.

– Слава Богу, Джек, ты вернулся. Я нуждаюсь в ссуде, дорогой друг! – воскликнул Фокс.

– И сколько тебе надо? – спросил Джек, с видом самоотречения подходя к группе мужчин за столом у окна, выходившего на Сент-Джеймсский дворец.

Он привык выкупать его долги, впрочем, как и все друзья Фокса.

– Да сущий пустяк. Всего шесть тысяч гиней, но, что бы ты ни предложил, дорогой друг, будет принято с благодарностью.

Джордж Кавена наблюдал, качая головой, как Джек выписывал чек на тысячу гиней. Ему никогда не будет суждено получить их назад, но частенько такова была цена дружбы.

Фокс принял чеке изъявлениями безмерной благодарности и спокойно передал его маркизу Херндону, которому задолжал именно такую сумму. Джек только улыбнулся и направился к Джорджу, поманившему его из дальнего угла комнаты.

– Я бы на твоем месте не стал так разбрасываться деньгами, Джек, потому что они понадобятся тебе самому, – мрачно заявил Джордж.

Джек шумно выдохнул воздух через рот:

– Моя жена?!

– Джек, мне претит это говорить, но ты должен что-то предпринять. Похоже, она задалась целью разорить тебя.

Вид у Джорджа был потрясенный.

– И сколько алмазов Сент-Джулзов она заложила ради этого? – спросил Джек с видом отрешенной покорности.

– Да нет, не алмазов, а пару серег с сапфирами и подвеску с жемчугом. Я… гм… сам их выкупил. Ты ведь не хотел бы их потерять?

Его рука скользнула в карман жилета, и он извлек небольшой пакетик, который и передал Джеку. Джек спрятал его во внутренний карман.

– Прими мою искреннюю благодарность, Джордж. Сколько я тебе должен?

Джордж подергал себя за подбородок:

– Пять тысяч… Но прости меня, Джек, мне просто больно видеть, когда проигрывают так, как она. Ясно, что Арабелла – неопытный игрок, но выглядит это так, будто она проигрывает намеренно.

– Да. И боюсь, что ты прав. – На губах Джека появилась вымученная улыбка.

Он похлопал себя по карману, прежде чем выписать второй чек и передать другу. Потом, снова поблагодарив его, отправился в соседнюю комнату попытать счастья в игре в кости.

Было еще далеко до конца дня, когда он вернулся и ему сообщили, что ее светлость уже дома и находится в своем будуаре. Он поднялся наверх и тихо отворил дверь. В комнате не было признаков присутствия собак, и он догадался, что они на кухне улещивают повара, чтобы он поделился с ними несколькими лакомыми кусочками. Альфонс был очарован ими и, готовя еду для хозяина, не забывал оставить для них кости и цыплячьи скелеты с кусочками мяса.

Послеполуденное солнце освещало шезлонг, в котором дремала Арабелла, укрывшись шерстяным пледом. Она лежала на боку, подложив ладонь под щеку, а он долго стоял, глядя на темные полукружия ее ресниц, выделявшиеся на кремовой коже, но от него не укрылось, что под ее глазами залегли голубоватые тени. Похоже было, что она неважно спала это время. Должно быть, слишком много колесила по улицам Лондона в своих благотворительных целях.

А может, уж очень слишком усердно старалась растратить его состояние за игорными столами.

Внезапно она открыла глаза, будто его молчаливое разглядывание разбудило ее, и на мгновение, он был готов в этом поклясться, искра радости блеснула в золотистой глубине. Она порывисто села, отбросив плед.

– Так вы вернулись, сэр. Я думала, что вы приедете только через несколько дней.

Голос Арабеллы звучал так равнодушно, будто его возвращение не имело для нее особого значения, хотя сердце ее забилось быстрее, а по коже забегали мурашки, как бывало всякий раз, когда он оказывался поблизости, и ей потребовалось усилие, чтобы не броситься ему на шею и не осыпать его отчаянными поцелуями.

– Да, мэм, я вернулся. – Джек пододвинул к себе стул и уселся на него верхом, как в седло, положив руки на его спинку и глядя на нее. – И если верить слухам, меня, кажется, не было чересчур долго.

Он запустил руку во внутренний карман, вытащил пакет, переданный ему Джорджем, и бросил его на шезлонг рядом с ней. Она взяла его и тотчас же поняла, что это.

– Думаю, мне следует быть благодарным, что это не алмазы Сент-Джулзов, – заметил Джек.

Арабелла смотрела на него с нескрываемым смущением и замешательством:

– Я никогда бы этого не сделала. Я рискую только тем, что принадлежит мне.

– Моя дорогая, если уж вам так необходимо рисковать своими драгоценностями, то это означает, что ваши долги намного превосходят оговоренное нами содержание, которое я считаю более чем щедрым. Но должно быть, я ошибаюсь, – добавил он холодно.

– Все играют, – ответила Арабелла.

– Да, но не все так плохо, как вы, – заметил Джек. – Вы играете намеренно плохо, насколько я мог заключить, наблюдая за вами. Если кто-то столь невежествен и не знает даже основ игры, как вы, все-таки иногда и ему улыбается счастье, и он выигрывает.

Она почувствовала, как под его взглядом ее щеки загораются румянцем.

– Я была свидетельницей того, как герцогиня Девонширская за одну ночь проиграла десять тысяч гиней.